Роберт Кэрсон - Ныряющие в темноту

На какой-то момент Бреннан застыл. Затем начал кричать сквозь редуктор. Слова вылетали, как сквозь две подушки, но их можно было разобрать.

"Ты шутишь, Джон? Ты уверен? Это правда?"

Чаттертон кивнул.

Бреннан завопил: "О Боже! Вот дерьмо! Господи Иисусе!"

Бреннан был готов нырнуть прямо вниз к останкам корабля и забрать субмарину себе. Но это была не та информация, которую правильные крутые парни стали бы утаивать. Он устремился вверх по якорному канату, вынырнул на поверхность и выхватил регулятор изо рта.

"Эй, Билл! Билл!" — звал он Нэгла, который был все еще в рулевой рубке. Нэгл выскочил оттуда, думая, что Бреннан попал в беду (ныряльщик не выскакивает из воды и не кричит, пробыв там всего минуту, если только он не попал в передрягу).

"Какого черта случилось, Кевин?" — спросил Нэгл.

"Эй, Бил! Бил! Подумай только: Джон говорит, что там субмарина!"

Нэглу не надо было лишних слов. Он сбежал вниз по трапу рулевой рубки и собрал остальных ныряльщиков: "Чаттертон говорит, это подлодка".

До этого момента у многих ныряльщиков оставались большие сомнения в том, что стоит обследовать новое место кораблекрушения на глубине 230 футов, но слово «подлодка» развеяло все сомнения. Ныряльщики бросились к своему снаряжению. А Нэгл, доведенный алкоголем до бессилия и не способный на глубокое погружение, так и не сдвинулся с места. Бреннан снова вставил в рот регулятор, вцепился в якорный канат и направился вниз, показав двумя кулаками: "Дай дорогу!", когда миновал Чаттертона. Несколько минут спустя, когда Чаттертон поднялся к 20-футовой остановке, остальные одиннадцать ныряльщиков пролетели мимо него спешным порядком к только что открытому месту кораблекрушения. У Чаттертона не было возможности проинструктировать людей об опасностях и глубине залегания останков судна. Он не мог также сообщить информацию о субмарине, нижняя часть которой лежала на глубине 230 футов, а до ее верхней части было примерно 210 футов. Это предел возможного для дюжины людей, опьяненных поиском. Он не мог удержать их от погружения в тот же день.

Когда Чаттертон завершил декомпрессию, он проплыл под «Искателем» и взобрался по алюминиевому трапу на корму. Нэгл ждал, опершись о кормовой леер, пока его протеже, Чаттертон, снимал маску и переодевался. "Джим Бим" ослабил его мышцы и рефлексы, окрасил кожу в желтоватый цвет, но не затронул сердце искателя — ту его часть, которая все еще верила, что мир, затуманенный алкоголем, был украшен историями, полными тайн. Он медленно подошел к Чаттертону, прикрыл глаза ладонью от солнца и кивнул другу. Он хотел произнести нечто, подобающее моменту, поскольку это был день, о котором всегда мечтали такие ныряльщики, как он сам и Чаттертон. Вместо этого двое мужчин просто смотрели друг на друга.

"Я так понял, что мы молодцы", — сказал, наконец, Нэгл.

"Да, Билл, — ответил Чаттертон, похлопывая друга по плечу, — мы молодцы".

Целую минуту Нэгл только покачивал головой и твердил: "Проклятье!" Всеми фибрами своего ненадежного тела он стремился к океану так же, как растения тянутся к солнцу. Никогда еще он так отчаянно не желал нырнуть в глубину, как сейчас. Он уже давно не брал с собой снаряжение. Но, глядя на Чаттертона, он мысленно давно уже был в воде.

"Расскажи мне об этом, Джон, — попросил Нэгл. — Расскажи мне все. Каждую подробность, все, что ты видел, чувствовал и слышал".

Вплоть до этого дня Чаттертон не мог поведать Нэглу что-нибудь новенькое. Какие бы головокружительные исследования не проводил Чаттертон на «Дориа» и других крупных кораблекрушениях, Нэгл побывал там раньше него, и это заставляло Чаттертона забираться в еще более опасные и глубокие места, чтобы добраться в один прекрасный день туда, куда не заглядывал сам великий Билл Нэгл. По широко открытым, как у первоклассника, глазам Нэгла он понял, что этот день наступил. Он рассказал Нэглу все.

Закончив рассказ, Чаттертон ждал, что Нэгл начнет задавать технические вопросы, выуживать из него подробности о степени разрушения металла, толщине ила внутри торпедного отсека. Вместо этого Нэгл сказал: "Эта субмарина может меня изменить. Она может стать для меня стимулом, чтобы вернуть здоровье. Эта штука вернет меня к жизни".

Когда Нэгл помогал Чаттертону снимать снаряжение, 230 футами ниже другие ныряльщики приступили к обследованию останков подлодки. С того времени, как Чаттертон покинул субмарину, течение ослабло, позволяя тем, кто так хотел проплыть вдоль корпуса, сделать это без опасения выбиться из сил.

Островски и Робертс осматривали силуэт затонувшего судна и пологую верхнюю палубу, и оба признали в нем подводную лодку. Они плыли медленно, стараясь дышать ровно, несмотря на возбуждение, пока не зная, движутся ли они по направлению к носу или корме. Вскоре они достигли дыры в верхней части корпуса, которая, похоже, была проделана неким, направленным вовнутрь взрывом (сталь не выгибается так сама по себе). Они просунули внутрь головы, и свет их фонарей осветил целый зверинец из сломанных труб, механизмов, заслонок и переключателей. Они выгнули шеи и высветили электрические провода, свисающие с потолка, подобно птичьим гнездам. Их дыхание участилось — ведь именно в этом отсеке могла храниться тайна, и если быстро заплыть туда и выплыть, то можно установить принадлежность затонувшей субмарины. Но они все же не отважились заплывать туда, так как понимали, что там есть сотни ловушек, способных погубить нетерпеливого ныряльщика.

Шоу и Кохран осмотрели сигарообразный силуэт судна и оценили степень распада. У обоих был опыт обследования затонувших кораблей времен Второй мировой войны, и эти останки, по их мнению, подверглись той же степени разложения, что и те корабли, которые они видели. Большую часть времени они потратили на то, чтобы сдвинуть заслонку, которая заинтересовала Кохрана, но та никак не поддавалась.

Хилдеманн, который нырял один, испытал больше трудностей с тем, чтобы поверить, что груда металла, на которой он стоит, — субмарина. Все поменялось, когда он подобрался к носу затонувшего судна, возвышавшегося примерно на десять футов из песка, где он увидел длинную узкую трубу, торчавшую из корпуса. Он читал книги о подлодках и знал, что это была труба торпедного аппарата — выход в океан для этого снаряда.

Скибински и Фелдман решились отплыть на сорок футов от затонувшего судна, чтобы обеспечить себе более широкий обзор, — смелое решение на такой большой глубине и при такой плохой видимости. Они кивнули друг другу в знак согласия: подлодка. Эти ребята ныряли когда-то к "Техасской башне", одному из самых темных из всех глубоководных мест кораблекрушений на северо-востоке Атлантики, но здесь было еще темнее, поэтому они решили держаться ближе к стробоскопическому фонарю, прикрепленному к канату.