Гейнц Зенкбейль - Джонни Бахман возвращается домой

Когда Джонни, насвистывая потихоньку песенку, возвратился назад, он не сразу нашел шалаш. Утреннее купание в холодной воде освежило его, настроение сразу же улучшилось.

Тем временем Густав уже оделся по всей форме, даже на голове у него была пилотка. Перед шалашом горел небольшой костер. На перекладине, приспособленной над костром на двух рогатинах, булькала в котелке густая коричневая жидкость, которую Густав время от времени помешивал ложкой.

Мальчик потянул носом.

— Что ты там варишь? — спросил он с любопытством.

Густав, не отрываясь от своего занятия, ответил:

— Усиленное питание, мешанина из сгущенного молока, воды и шоколада; вдруг из этого получится нечто подобное какао.

— Отлично! — закричал мальчик.

Солдат внимательно оглядел Джонни.

— Пойди-ка лучше причешись. У тебя совсем одичавший вид.

Потом они завтракали. Доели начатую вчера банку колбасы и по очереди пили из котелка горячий напиток, действительно походивший на какао.

— Опять была эта смешная гроза, — сказал Джонни, кивнув в сторону деревьев, из-за которых доносился гул.

— Ты имеешь в виду шум, который оттуда слышно? — сдержанно спросил Густав.

Мальчик, осторожно отхлебнув горячее питье из котелка, кивнул.

— Гремело еще позавчера, — сказал он, — хотя солнце тогда светило, да и вчера я слышал гром, когда засыпал. А теперь опять, уже довольно громко. Вот только дождь никак не пойдет.

Молча, не торопясь, но и не мешкая, солдат принялся укладывать в рюкзак остатки недоеденного завтрака. Он велел мальчику допить какао. И пробурчал, опустив голову:

— То, что ты слышишь, никакая не гроза. Это грохот пушек. Вероятно, там уже третий день беспрестанно идут бои.

— Так, значит, там идет бой! — крикнул мальчик.

— И, как мне кажется, чертовски большой.

— С русскими?

Густав сначала выпрямился, а затем пояснил:

— Я слышал, они уже давно переправились через Одер.

— Гм… — произнес мальчик, не знавший, что на это ответить. «Переправились через Одер? Через эту широкую реку с такими болотистыми берегами?» Он сразу же вспомнил о позициях и танковых заграждениях, которые видел у самой реки и в километре от нее: окопы и бункеры с рядами колючей проволоки, а перед ними — минные поля. «И все это русские преодолели? Если это так…» — подумал он, а вслух с возмущением сказал: — Я не верю этому! Ты лжешь. Русские никогда не перейдут через Одер. На укреплениях у Одера большевики найдут свой конец!

Густав задумчиво уставился на мальчика.

— То, что ты сейчас сказал, ты, очевидно, не сам придумал, а от кого-то слышал?

Джонни опустил глаза. Ему вспомнились многочисленные собрания и линейки, на которые их, мальчишек, так часто гоняли. Речи и обращения, торжественные обещания. Произносились выразительные, огненные, многообещающие слова. Его товарищи слушали их с восторгом, сдерживая дыхание. Иногда даже на Джонни они производили впечатление.

Он не был таким сильным и ловким, как другие, и поэтому никто из товарищей не принимал его всерьез. Во время десятикилометрового пешего перехода с полной выкладкой он безнадежно отстал от всех остальных. А когда они присутствовали на учебных стрельбах из панцерфаустов, то вздрагивал при каждом выстреле. И до сих пор его мучило неприятное воспоминание о проверке личных шкафчиков. Как издевались над ним товарищи, когда в его шкафчике нашли сказки Андерсена и братьев Гримм!

— А что с нами будет, если русские перейдут через Одер? — спросил он жалобно.

Солдат залез в шалаш, скатал брезент, перебросил его через плечо и только тогда заметил:

— Посмотри лучше, не забыли ли мы чего. Собери все в рюкзак, и побыстрее. Через две минуты я вернусь.

— Они придут сюда?

— Да уж, наверное, они не будут топтаться на одном месте.

У Джонни комок встал в горле. «Что будет с нами, если сюда придут русские?»

Через некоторое время солдат действительно вернулся. Под мышкой он нес большой, похожий на подушку, сверток. Это был туго набитый чем-то брезент. Из концов свертка торчали сухие камышины.

— Зачем это тебе? Ты что, еще хочешь лечь поспать? — пошутил Джонни.

— А ты разве уже не хочешь в Берлин? — парировал его вопрос Густав.

Мальчик кивнул.

— А кто хочет попасть в Берлин, тому надо переправиться через реку. С помощью этого можешь попробовать и ты.

Туман начал подниматься, и река теперь была хорошо видна. Оранжевый свет проникал сквозь деревья, и на ветвях кустарников засияли всеми цветами радуги капли росы.

«Как жаль, что мы так быстро должны расстаться», — подумал не без страха Джонни.

— Что это у тебя такая печальная рожица? Не хочешь идти домой?

А что еще ему остается? Так или иначе он должен идти дальше. Дома его ждет мама, она и так уже давно о нем беспокоится. Джонни невольно подумал о том, сколько ему еще предстоит пройти. Километров сорок, никак не меньше. Сорок километров по незнакомой местности. С перевязанной коленкой! Поезда теперь, конечно, не ходят. Без еды, без денег, без продовольственных карточек, даже без ботинок. Безо всякой помощи, полностью предоставленный самому себе. Да, положение тяжелое. Мальчик вдруг страшно испугался от одной только мысли, что он останется один, и тихо сказал: — Это потому, что мы должны расстаться…

— С чего ты взял? — удивился солдат.

— А разве ты идешь не вперед, не навстречу русским?

Густав бросил на землю пузатый, похожий на подушку сверток, закинул себе на спину рюкзак. Подхватив за один конец брезент, он приказал мальчику взяться за другой.

Сердце Джонни дрогнуло от радости.

— Ты пойдешь вместе со мной на другой берег?

— Да, и даже чуть дальше, — добродушно проворчал солдат. — Вернее говоря, ты со мной, — возразил Густав. — Надеюсь, ты ничего не имеешь, против?

— Конечно же нет! — горячо отозвался мальчик, с готовностью подхватывая конец брезентового свертка.

Они тронулись в путь, и зеленый островок с шалашом скоро остался позади них.

Короткие размышления.

Удивительное средство для переправы.

«Напрямик короче всего!»

Привал в лесу.

«Мы идем вместе! — ликовал мальчик. — Густав остался со мной, а я с Густавом, ура! Он большой, сильный и практичный, и у него есть чудесный рюкзак. Я буду с ним еще целый день, а может, и больше, а может… — он задумался. — А может, до самого Берлина? Это было бы слишком большим счастьем. Он должен будет вернуться назад и воевать против русских, ведь он солдат. Густа» наверняка храбрый солдат. Он покажет русским! Жаль, что я еще маленький, а то бы я был ему верным другом. Сто, тысячу русских, — да что там! — половину русской армии обратили бы мы в бегство, стреляя из пулемета или из чудо-оружия, о котором сейчас столько говорят. А потом, может быть, получили бы по ордену. И о нас написали бы в военных сводках. Вот бы удивились все, когда узнали, что Густав и Иоганнес Бахман героически защищали Германию от большевиков и за это получили из рук фюрера Рыцарский крест. — Джонни вдруг остановился. — От фюрера? Маме бы это не понравилось. Она не слишком хорошо отзывается об Адольфе Гитлере. Она называет его свиньей, иногда даже коричневой свиньей».