Эллио Витторини - Люди и нелюди

И еще раз немец сказал собаке: «Ein, zwei, drei, vier, fünf», и еще раз собака подбросила в воздух и проглотила кусок, лежавший у нее на носу.

Тут раздался рев подъехавшей машины или, может быть, двух подъехавших машин, и группа людей с автоматами вошла в здание, разделилась надвое, и большая часть тотчас побежала вверх по лестнице.

Ворвались они столь яростно, что ополченцы побледнели, былобрысые немцы прекратили игру, однако среди прибывших было двое ополченцев, которые не пошли наверх, и пожилой ополченец — тот, что сидел за столом, — окликнул одного из них по имени, а кто-то из тех двоих, что носили береты с черепом, окликнул по имени другого.

— Там напали на патруль.

— Как? Что такое?

— Убили немецкого офицера.

— Как? Что такое?

— Мы приехали, чтобы предупредить трибунал.

Белобрысые парни вновь принялись за игру, засмеялись, а ополченец, возившийся с собакой, возобновил свои попытки: «Айн, цивай…»

С верхнего этажа послышались выстрелы и громкий шум, как будто кто-то с силой топал ногами о пол.

— Руки вверх! — крикнул кто-то за спиной у тех, что столпились вокруг собаки.

Белобрысый коротышка упал, отпрыгнув к стоявшему в стороне солдату, — уже с револьвером в руках; еще один белобрысый парень упал, уже успев дать выстрел; упал ополченец за столом, упал тот, который играл с собакой, упала собака, остальные разбежались, часть кинулась вверх по лестнице, часть — среди них двое с черепами — через черный ход, на задний двор.

Теперь перестрелка шла на улице.

Люди в касках прыгали на улицу из окна, по ним открыли пулеметный огонь с одной из машин. Люди в касках бросали в машину гранаты. Но пулеметные очереди не давали им приблизиться. Один из них упал, другие заняли позиции в дверных нишах; автомобиль с ополченцем за рулем отъехал от угла и принялся отчаянно метаться взад и вперед.

На Ларго Аугусто он повстречал грузовик лейтенанта.

— Скорее! — крикнул ополченец. — Они всех убивают.

— Что случилось? — переспросил лейтенант.

— Они приехали и всех убили.

— Где? Кто?

— В здании комитета. Они поднялись наверх и постучались. Из трибунала никого уже нет.

— Все попрятались?

— Все перебиты.

— Ишь ты! — воскликнул лейтенант.

Грузовик двинулся дальше, прямо к месту происшествия, но ополченцы перелезали через задок кузова, соскальзывали вниз и разбегались.

— Мы туда приедем вдвоем, — сказал лейтенанту ополченец-шофер.

— Как вдвоем? — спросил лейтенант.

— И не скажу, чтобы они были не правы, — сказал шофер.

— Да что ты там несешь?

— Я говорю: мы с вами не знаем, что там найдем.

До них уже долетал троек выстрелов.

— Слышите? — спросил шофер.

— Быстрее! Мы их хорошенько проучим!

— Кто? Мы двое — всех этих?

— Как мы двое? — спросил лейтенант.

Он поднялся и поглядел в кузов: там из полусотни человек осталось меньше тридцати.

— Черт подери! — выругался он, потом окрикнул двоих или троих по имени. — Кто еще побежит — стрелять по ним!

С площади Пяти Дней мчался еще один грузовик, обе машины почти одновременно достигли въезда на ту улицу, где шла пальба. Когда грузовики повернули на нее один за другим, с улицы нырнули за угол две машины.

— Это они! — закричал лейтенант.

Ручная граната упала и разорвалась перед радиатором грузовика.

— О господи! — воскликнул шофер. Он думал, что примкнул к сильной стороне, а теперь — вот те на! — Господи! Господи! — повторял он.

Даже последний богохульник может сказать «господи!».

Между задними колесами одной из убегавших машин разорвалась граната.

— Наша резина пошла к черту, — сказал Эн-2.

Они выскочили из машины впятером — Эн-2, Эль-Пасо, Метастазио, Шипионе и Барка Тартаро — и увидели, что отъехали уже метров на семьдесят от улицы Корридони и встали рядом с другой улицей, выходившей на проспект с противоположной стороны. Еще некоторое время они держались все вместе, потом Эн-2 на бегу сказал Метастазио:

— Квартиры наших людей в этом районе все открыты, товарищи ждут в подъездах. Одна — на улицо Сант-Антонио, тринадцать. Другая — на улицо делла Синьора, два. Постарайтесь добраться туда или сюда, ты и Барка Тартаро.

— Сант-Антонио, тринадцать, — повторил Метастазио. — Синьора, два.

— Пароль «Мост», — сказал Эн-2. — Синьора, два. Сант-Антонио, тринадцать.

— Мост, — повторил Метастазио, — Синьора, два. Сант-Антонио, тринадцать.

Они разделились. Выстрелы погони раздавались уже на этой улице.

— Сюда, — сказал Эн-2, обращаясь к Эль-Пасо и Шипионе.

Они углубились в проулок, окаймленный с двух сторон оградами, еще раз свернули, замедлили шаг, дошли до улицы Ламармора. Выстрелов больше не было слышно ни сзади, ни спереди.

— Они дошли, — сказал Эн-2. — А мы что предпримем?

— Больше не стреляют, — сказал Шипионе.

— Начнут опять, — сказал Эль-Пасо.

По улице Ламармора они дошли до бастионов, и на том углу, где были развалины обрушившегося в августе здания, Эн-2 сказал Эль-Пасо:

— У нас тоже есть несколько мест, чтобы укрыться. Как мы поступим?

— О! — сказал Эль-Пасо.

Он глубоко вдохнул холодный воздух лунной ночи; треск выстрелов послышался снова, с другой стороны, он взял в петлю весь район, и вместе с ним ночь и луну — весь кусок города между Верцьерой, Римскими воротами, Новым овощным рынком и Венецианскими воротами.

— Там пожар, — сказал Эль-Пасо.

Он показал рукой в сторону ворот Витториа, туда, где в небе показался алый отблеск.

— Куда нам ближе всего идти? — спросил он. Они прошли метров сто, толкнули дверь подъезда, вошли, и старый рабочий повел их вверх по длинной темной лестнице.

Из окна лестничной площадки они увидели новые зарева, новые пожары.

— Бедняга Фоппа, — сказал Шипионе.

Они остановились у окна, стали глядеи. на пожары.

— Сколько человек мы потеряли? — спросил Эль-Пасо.

— Фоппа и Кориолано убиты, Студент Пико ранен.

— Бедняга Фоппа, — снова сказал Шипионе.

Пожаров было уже четыре или пять, это были немые пожары, треск выстрелов снова прекратился, обширный город руин словно бы погрузился в серую яму. Луна висела над нею в светлом кольце. А вокруг была пустыня, со всех сторон: всегда в этом городе, где ее не было, что-то напоминало пустыню.

— Это Черный Пес? — спросил Эль-Пасо, указывая рукой на пожары.

Эн-2 не ответил, он отвернулся от окна, лицо его было усталым и горьким, а в тишине города, где уже не стреляли, под луной пустыни поплыл высокий, как призыв муэдзина, клич человека, который искал его, сжигая дом за домом.

— lo lo creo, [16] Я думаю (испан.). — сказал Эль-Пасо, — теперь мы должны заняться им.