Эллио Витторини - Люди и нелюди

На следующее утро, часов в десять, Сельва, красивая старуха с седыми волосами — она в эту пору подметала квартиру, — вдруг подняла голову и увидела за занавеской, за дверным стеклом фигуру женщины, стоявшей на галерее.

— Глянь-ка! — вслух сказала Сельва.

У ее порога в лучах солнца стояла женщина и не решалась ни постучаться, ни уйти. Сельва отворила дверь и сказала гостье:

— Глянь-ка!

Она впустила ее, ввела в залитую солнцем комнату, усадила на тот же давешний старенький диван.

— Ты молодец, что пришла! Я рада тебя видеть.

— Спасибо, — ответила Берта, — я тоже рада.

— Чем мне тебя угостить? У меня есть такое питье — не то чай, не то ромашка. Заварить чашечку?

— Не стоит.

— Если ты будешь церемониться, тогда — до свиданья. Похоже, ты прямо с поезда и не откажешься выпить чашку чего-нибудь горяченького. Ты разве не с поезда?

— Я с Северного вокзала. Как приехала, так и сразу сюда.

— Ты живешь не в Милане? Почему?

— У нас в августе сожгли дом.

— У вас сожгли дом? Твой дом или чей еще?

— Моего мужа.

— А там, где ты сейчас, ты тоже с мужем?

— С мужем.

Сельва принялась заваривать чай и вдруг, не оборачиваясь к Берте, спросила:

— Значит, ты не работаешь с нами, так, что ли?

— Да. Как я могу сказать, что работаю с вами?

— Я так и поняла, — сказала Сельва.

Она отвернулась от жаровни, на которой разжигала собранные среди развалин щепки, и устроилась напротив Берты, боком присев на край стола и опираясь одной ногою о пол.

— Да ты и не могла быть из наших. Он и из нас-то не со многими женщинами знается.

— Не со многими женщинами?

— Это теперь, теперь. Другие ему без надобности.

— А со сколькими он знается?

— С двумя. Одна — я, другая — та, что носит за ним… А ты кем можешь быть?

— У него есть такая, что все носит за ним? Что же она носит?

— Ну, ту-то я знаю, это не ты. А ты кем можешь быть? Нет, ты уж никак не из наших.

Сельва встала, обошла вокруг стола и поглядела, кипит ли вода.

— А я-то думала, что ты с ним, — сказала она.

Старуха говорила с остановками, но так, что Берта все-таки не успевала вставить ни слова.

— У мужчины должен быть кто-то. А если он из наших — тем более. Ему обязательно нужно быть счастливым. Если он несчастливый сам, откуда ему знать, что нужно людям? Ведь за это мы и боремся. Чтобы люди были счастливы.

Она повернулась и оперлась руками о стол с той стороны, где стояла.

— Ты понимаешь, что я говорю?

— Это так просто! — ответила Берта.

— Совсем просто. Человек, который борется за то, чтобы люди были счастливы, должен знать, что им надо для счастья. И у него должна быть женщина. Чтобы он был с ней счастлив.

— А у него нет? — спросила Берта. Сельва снова поглядела, не кипит ли вода.

— Это ты у меня спрашиваешь? Я сама думала, что ты с ним. Никогда не слыхала, чтобы у него был кто-нибудь.

Она снова обошла стол и принесла чайник и две чашки.

— Я как тебя увидела, так сразу и подумала: вот эта, наверно, с ним. Она совсем как он, такую он должен хотеть. А ты вдруг спросила… Ты веришь тому, что я говорю?

— А как же иначе! — сказала Берта.

— Если бы я была молодой, — продолжала Сельва, — я могла бы с ним быть. А теперь я ему в матери гожусь. А я, как тебя увидела, так подумала: вот, наверно, она.

— Я тоже старше его.

— Разве ты годишься ему в матери? Это я ему в матери гожусь. Значит, ты годишься ему в жены.

— Но ведь у меня есть муж.

Внимательное тонкое лицо старухи было обращено к Берте.

— Странно, что ты можешь так говорить!

— Значит, могу.

— Выходит, ты жена другому? На самом деле жена?

— Не знаю. Что это, по-твоему, значит — быть кому-нибудь женой? Я полагаю, женой можно быть по-разному.

— А я думаю, что нет.

— По-твоему, быть женой значит только одно?

— Одно. И все остальное по сравненью с этим не в счет.

— Но если хочешь быть порядочной — это тоже чего-нибудь да стоит.

— Значит, ты жена своему мужу только потому, что хочешь быть порядочной?

— Не знаю. Может, и поэтому.

— Поэтому? И всегда было так?

— Может быть, всегда.

— Страшно-то как! — сказала Сельва. — Ты живешь в чужом доме и ради того, чтобы быть порядочной, думаешь, что это твой дом?

Берта не ответила.

Неужели Сельва права? У нее не было дома, не было ничего — был только призрак. Она ложилась в постель — и не засыпала. Но, значит, ради того, чтобы быть порядочной, она думала, что у нее все есть? Ради того, чтобы быть порядочной, считала себя женой какого-то мужчины?

Неужели Сельва права?

Они поглядели друг на друга, и Берта выпрямилась, как будто собираясь встать с дивана.

— Когда ты вышла замуж? — спросила Сельва.

— Десять лет назад.

— А с ним когда познакомилась?

— Сразу после замужества.

— Вот оно что! И это с тех пор он в тебя влюблен? И ты в него влюблена с тех пор?

— Я так не говорила.

— Ты боишься слов?

— Не боюсь, просто нет никаких оснований говорить, что он в меня влюблен.

— Это он-то?

— И что я в него влюблена.

— Это ты-то?

Берта встала с дивана.

— Уходишь? — спросила Сельва.

— Мне нужно идти.

— А зачем ты приходила?

Берта не отвечала, только глядела в пол с сосредоточенным видом.

— Тебе, — сказала Сельва, — чего-то от меня надо было. Неужели ничего?

— Ничего особенного.

— Просто захотелось повидать меня, так, что ли?

— Да, так.

— Молодец. Ты мне тоже по душе. Почему ты не хочешь говорить мне «ты»?

— Разве я не хочу? Не хочу говорить с тобой на «ты»? Вот я сказала тебе «ты».

— Только сейчас.

— Ну, я и в самом деле ухожу.

— Ты еще придешь?

— Я часто бываю в Милане. Приду обязательно.

— Разговаривать ты не очень любишь.

— Зато я люблю молчать.

— А вот я настоящая болтунья. Ты тут совсем растерялась от моих разговоров, да?

— Нет, вовсе нет.

— Впрочем, ведь ты ради моей болтовни и пришла.

— Что? Что?

— Да так, не обращай внимания. Ты видела его потом?

— Нет, я его не видела с того самого дня, как мы приходили к тебе.

— А когда это было?

— Два дня назад. Он должен был прийти ко мне, но так и не пришел.

— Вот оно что! — сказала Сельва.

— А что? — спросила Берта.

— Я тоже с тех пор его не видала. Уезжала из Милана.

— Ас ним ничего не могло случиться?

— Нет, не могло.

— До свиданья, Сельва.

Берта села в трамвай и проехала до площади Скала. Погода стояла такая же, как два дня назад: воздух был легкий и живой, солнце светило и ослепительно отражалось в оконных стеклах. Может быть, и он ехал за трамваем на велосипеде.

Берта сошла с трамвая и пошла пешком; она оглядывалась по сторонам и даже оборачивалась, чтобы ничего не упустить. От Собора она дошла до площади Фонтана, бредя без всякой цели, просто для того, чтобы идти; здесь она обратила внимание, что трамваи движутся не быстрее пешеходов. Прохожие, направлявшиеся туда же, куда и она, шагали торопливо, группами, а встречные все выглядели растерянными, часто останавливались, подолгу глядели назад.