Игорь Николаев - Лейтенанты (журнальный вариант)

Мы считали: нам повезло и мы ловко сделали свое дело. Только и всего.

В полутора километрах от Днепра пехота, натолкнувшись на немецкую оборону, залегла в болото. По высокому коренному берегу село Страхолесье — там немцы. Огневые точки на чердаках и деревьях. Жители давно выгнаны.

Засидевшиеся искатели приключений ночами ползают в село между грядок, заросших высокой ботвой. Офицеры посылают на поиски съестного. Из-за обстрелов нельзя навести мост — с едой плохо, боеприпасы экономим.

Артамонов прятался на том берегу, о нем забыли. В роте все шло само собой и как надо. Завели собственную лодочку (лодок в батальоне не хватало). На веслах бывший краснофлотец (ремень с морской пряжкой). Парень из Хакассии, отчаянно рискуя, привозил мины. Иногда и сухари.

Прибыла комиссия: почему не взято село?

К начальству от минроты отправили меня: “Ты у нас речистый”.

Я не подвел, обосновав невозможность взятия села отсутствием у нас артиллерии. Комиссии доклад понравился.

— Чего, как дурак, лыбишься? — сказал мне потом один из стрелковых ротных, типичный “ванек”. — Комиссия еще разберется. Как по кладовкам шарить — вы в село заходите. Как немца воевать — пушки подавай?!

— За обман в штрафную! — гоготнул второй.

Что толку метать бисер?.. Ситуация, впрочем, забавная: село неприступно, а пролезть можно.

Фриц ушел из села вдруг и незаметно. Так же неожиданно появился старшина с горячим завтраком в термосах. Получив водку и за предыдущие дни, мы весело выбрались из болота на сухую насыпь. И попали под огонь “эмга”.

Распластавшись, стремительно трезвея, ждали своей участи. Обойдется или же немцу удастся взять прицел пониже? Отвлекли свои пулеметчики. Пульрота — мальчишки 25-го года рождения. Заморыши и хулиганье, на марше к фронту веселили батальон, горланя под балалайку непристойные частушки. Пулеметчики они были что надо, хотя и тягали пулемет втроем-вчетвером (взрослые мужики — по двое). “Максим” — серьезное оружие, бил далеко и точно. Немцы охотились за ними. Вот мы, минометчики, и влипли в такую охоту. Пулемет стоял чуть впереди. Один пацан убит, а двое, вжимаясь в землю, визгливо материли друг друга, споря, куда наводить, чтоб подавить фрица. Потом даже подрались! Не смея приподнять головы, били друг друга ногами, целя по физиономии. Было очень смешно! Они дрались. Мы, всем взводом, вжавшись носами в траву, истерично смеялись…

“Эмга” замолчал. Отходящая немецкая цепь замаячила вдали. Мы приготовились накрыть ее. Незнакомый подполковник заорал, что это наступает наша пехота, а минометчики вредители! Судя по красной роже, “наркомовские” у подполковника были куда обильнее наших. Пока препирались, немцы исчезли. Наши никуда не наступавшие стрелки обнаружились рядышком, в глубоком рву. В перекуре с дремотой — им тоже выдали накопившиеся граммы.

Я получил выволочку от комбата за то, что упустили немцев. Впервые досталось не за взвод, а за всю роту.

Немцы не спеша отходили от Днепра. Батальон тянулся следом.

Взвод набрел на оставленную огневую позицию. Немецкая противотанковая пушечка (37 мм, фрицы звали ее “пак” — панцерабверканоне) в аккуратном окопе. Нашлись две оплетенные бутыли с вином. Взвод вино выпил. Поплясав вокруг пушки, раскидал маскировку и развернул “пак” в сторону немцев. Поставив самый дальний прицел, чтоб не задело своих, минометчики из трофейной пушечки открыли стрельбу “по мировой буржуазии”!

На веселье прилетел “юнкерс”. Шустрые как тараканы, минометчики нырнули в немецкие щели. Фрицы вырыли их по борозде — легче копать. “Юнкерс” прочесал их одним заходом.

Стебануло возле головы... Зазвенело и задвоилось... Придя в себя, увидел в земляной стенке, впритирку с носом, дыру в кулак... Откопал крупнокалиберную пулю.

— Кто-то за вас крепко молится, — сказали бойцы.

Молитвой у мамы было симоновское “Жди меня”.

Перед селом Горностайполь батальон застрял.

Стрелки окопались по верху большого холма. Минрота — на обратном скате. Немцы, заняв село, замолчали. Батальон тоже не стрелял.

Разбудила танковая рота. Десять “тридцатьчетверок” и две машины поменьше. Укрывшись от немцев, рота встала за холмом, под позицией минометчиков. “Старики” в минроте помрачнели. Пригнали танки — будет наступление. Значит, потери.

Командир танкистов, капитан, щеголял в золотых погонах. Черняв, молод и красив. Расставлял машины уверенно и весело. Первая бомба — полная неожиданность. За ней — вторая, третья. Танкисты врассыпную. Один — ко мне. Тесно, но разместились — головами в разные углы щели. Гость оказался москвичом.

Стих грохот, перестала вздрагивать земля, рассеялся мрак, и оказалось: никто не пострадал — ни люди, ни машины! Все ликовали. Выясняли, кто как прятался. Красавец капитан сверкал зубами и погонами...

Со звоном и подвыванием пронеслись два “мессершмитта”, и танкистское счастье кончилось. В памяти клочки... Мы с земляком осторожно выглядываем: вдали разворачивается, встав на крыло, “мессер”, мчится к холму. Огненная струя, мелькнув метрах в двадцати от окопа, проносится по “тридцатьчетверке”, и та вспыхивает. Два истребителя за полчаса сожгли одиннадцать танков. Спаслась одна машина. Всего одна! А что ж остальные? А, золотопогонный? От роты — лом, от экипажей — трупы...

Ночью батальон повели наступать на Горностайполь. Все перепуталось: где-то стреляют, вокруг зарево...

Был озабочен одним: не растерять людей, особенно новичков. Урчал и лязгал неразличимый во мраке единственный танк. “Завалится куда-нибудь, — страдал я. — Из него же не видно ни черта!” В танке сидели не те люди, что заваливаются. В овраг ухнули мы всей ротой. Кое-как выкарабкались. Отовсюду стреляют кто во что горазд. Даже танк нет-нет да рявкнет пушкой. Стало светло: над минометчиками повисли “фонари”. Это успокоило: раз над нашими головами, значит, фрицы на расстоянии.

Наступление на этом кончилось. Раненых из оврага вытащили, убитых оставили. Мы наугад тоже кинули несколько мин и затихли. Перед рассветом привезли завтрак. Батальон, перекурив, задремал.

Тихим утром дежурные пулеметчики напомнили о себе. Как-то нехотя. Наш долбанул очередь в три-четыре патрона, немец выждал, чтоб ушло эхо и бормотнул в ответ. Снова все замерло. Умаялись за ночь. Нам же приспичило повоевать. Затеяли “беспокоящий огонь”. Не по конкретным целям, а вообще. Быстро надоело. Разрывов за оврагом в гуще села не видно, а каждый минометный выстрел надо маскировать выстрелом вверх (так громче!) из карабина: чтоб фрицы, по ту сторону оврага, не засекли ОП.

Стрелять из подобранного ПТРа по обнаруженному вдали за домами танку тоже надоело. Попадания (глядя в бинокль) есть, а танку хоть бы что. Скучно.