Борис Зубавин - Июньским воскресным днем

— Правильно, — сказал майор. — А что было дальше?

— Дальше я спросил, зачем я ей понадобился, и тут она сказала: «Мне рассказывали, что у вас хорошее домашнее вино». «Кто же это вам рассказывал?» — спросил я. Она сказала: «Тот толстый дядюшка, который торгует в подвальчике на площади в Чоповичах». «А, — сказал я, — дядюшка Попп, не так ли?» «Правда, — сказала она, — он называл себя этим именем». «О, — сказал я, — дядюшка Попп хороший мой приятель, и он, конечно, сам никогда не соврет и другому соврать не даст. Но вином я не торгую. Я его делаю для себя». «Как жаль, — сказала она, — я сегодня с шестичасовым поездом уезжаю в Москву, и мне хотелось бы привезти туда подарок».

— Значит, с шестичасовым? — спросил майор и многозначительно поглядел на лейтенанта.

— Так она сказала, — продолжал Голомбаш. — У нее был очень беспокойный вид, она словно что-то потеряла или кого-то ждала, кто не пришел, или хотела что сказать, но тут не вовремя пришла из сада моя Геленка. «Кто к нам приехал?» — спросила она, войдя в дом. «Вот гражданка хочет купить вина, — сказал я. — Дядюшка Попп сказал ей, что мы можем продать». «Твой дядюшка Попп с пьяных глаз всегда скажет что-нибудь не так. А не говорил он вам, — спросила Геленка у гражданки, — как мой дорогой Ференц ходил в гости к двоюродному братцу на именины?» «Ты говоришь пустое, — сказал я. — Если захочу, еще могу сходить». «Только смотри опять не осрамись на всю округу, — сказала Геленка. — Вы меньше слушайте этого дядюшку, да и моего Ференца тоже. Оба они любят приврать. Лучше садитесь-ка к столу, я вам сейчас налью стаканчик для пробы да и с собой дам фляжку на здоровье». «Нет, нет, — сказала гражданка, — я очень спешу, мне надо не опоздать на поезд. Простите, что я вас потревожила».

— Эх! — досадливо крякнул в этом месте голомбашевского рассказа майор Васин. — Ушла.

— Ушла, — вздохнул Ференц Петрович.

— Ничего, — сказал майор. — Тут уж вы ничего не могли поделать.

— Я еще подождал немного времени, думал, может, вернется, и вот пришел к вам рассказать, как было дело.

— Спасибо, Ференц Петрович, — поблагодарил майор, поднимаясь и пожимая руку тоже поднявшемуся Голомбашу. — Не смею вас больше задерживать.

Они не спеша, церемонно раскланялись, и Голомбаш почтительно удалился.

— Ну, что думаешь, Виктор Петрович, обо всем этом деле? — спросил майор, когда дверь за Ференцем Петровичем затворилась.

Он вновь сидел за своим рабочим столом, широко расставив локти и внимательно, с любопытством глядя на лейтенанта, расхаживающего по канцелярии.

— А что же я думаю, — проговорил лейтенант, остановившись напротив стола, — женщина ищет приключений. С этой целью она отказалась от самолета, а вздумала ехать поездом. Здесь в визе ей отказали, и она теперь возвращается в Москву.

— Все очень просто, — с огорчением сказал майор.

— Да, очень просто. Такие сумасбродные, взбалмошные особы еще встречаются в жизни.

— Нет, Виктор Петрович, здесь будет несколько посложнее.

— Что же, Евгений Степанович?

— Не знаю, — со вздохом признался майор. — Но она не только за вином приезжала к Голомбашу. Она хотела что-то иное сказать ему, а Геленка спугнула ее.

— Пусть так, — сказал лейтенант, — согласен. Но билет она купила. Это подтвердил капитан Прянишников. Московский экспресс ушел.

— Все это верно, — раздумчиво проговорил майор, — и билет купила, и экспресс ушел. — Тут майор жестко поглядел на лейтенанта. — А если экспресс ушел без нее? Вы ведь сами допытывались об этом у капитана. Если билет был куплен только для отвода глаз?

— Чьих глаз?

— Наших.

— С какой целью?

— А вот с какой, Виктор Петрович. Она не случайно отказалась от визы в Москве и приехала в Чоповичи, возможно, поспешно. Визу получить ей здесь не удалось, капитан Прянишников бронирует ей билет на московский поезд, но ей возвращаться в Москву по каким-то причинам нельзя, а нашу территорию необходимо срочно покинуть. С этой целью она приезжала к Голомбашу. Но переговорить с ним не удалось. Геленка явно не вовремя появилась в их обществе. Теперь эта женщина попытается перейти границу самостоятельно в том месте, где разговаривала с сержантом Чернышовым: под дубами, на дамбе, с окраины Чоповичей. Больше у нее дороги нет.

— А зачем ей билет в таком случае?

— Я же сказал — для отвода глаз. А вдруг капитан Прянишников вздумает проверить, продан ли билет на ее имя. Что он, между прочим, и сделал. Поняли? Билет продан, поезд ушел. Теоретически, так сказать, она уехала. А практически осталась в Чоповичах и пойдет ночью вот здесь. — Майор поднялся, быстро подошел к стене, на которой висела карта участка, отдернул шторку и ткнул пальцем в окраину Чоповичей. — Во всяком случае, будь я на ее месте, поступил бы только так.

— Значит, ее можно взять на дамбе.

— Нет, спешить не будем. Надо действовать безошибочно. Возьмем при переходе границы. Так вернее.

— А может, она уехала в Москву?

— Ночь покажет. Хотите спорить со мной, что она никуда не уехала?

— Не хочу.

— Почему?

— Во-первых, не люблю, а во-вторых, вы все равно выиграете.

— Так уехала или не уехала, по-вашему?

— Не знаю. — Лейтенант был чистосердечен.

Майор тоже не знал. Он лишь строил предположения, создавал варианты, которыми могла и должна была, по логике событий, по его соображениям, воспользоваться эта туристка.

«Что же это за туристка? — думал он. — Что с ней случилось? Почему она оказалась в Чоповичах? Что ее заставило отступиться от туристических привилегий и встать на рискованный путь нарушителя?.. Что бы то ни было, — продолжал думать он, — а пока что она все-таки пользуется положением иностранки и нашим гостеприимством. Посмотрим, что будет дальше. Хотелось бы мне повидать ее».

— Так вот, Виктор Петрович, — сказал он. — План охраны границы остается обычным. Самый вероятный участок для нарушения — район Чоповичей. Туда высылаем три парных наряда. Все. Если понадобится, выезжаете с тревожной группой.

Тихая летняя ночь спустилась над селом Семионово и над усадьбой, в которой разместилась застава. Изредка стонали во сне дикие голуби, усевшиеся на ветвям груши. Почтенная чета Самойловичей, напившись чая с вареньем, отошла ко сну. Лейтенант Деткин, грустно поиграв на баяне, сел писать письмо невесте в Тарасовку. Он все еще находился в радостных, приподнятых чувствах, никакие дневные тревожные происшествия не смогли затмить их, но, стыдясь этих своих чувств, писал строго и сдержанно. «Жизнь идет своим чередом, — писал он. — Служба тоже. Вчера всю ночь напролет лил дождь, а утром грозы как не бывало. Это здесь в порядке вещей. В селе ожидается большой урожай фруктов и винограда. Тебя тут все ждут: и Самойловичи, и Васины. А про меня и говорить нечего. Ты же знаешь, что ж тут писать о том, как я жду тебя. Честное слово, тебе здесь у нас очень понравится. Ребята у нас, как рядовые, так и сержантский состав, очень хорошие, службу знают, как говорится, назубок. Особенно выделяются сержанты братья Чернышовы из Мытищ. Это же совсем рядом с твоим домом. У младшего Чернышова очень хороший глаз на нарушителей. Прямо настоящий Шерлок Холмс. Уже трех человек задержал, за что награжден медалью «За отличие в охране Государственной границы СССР». Я уже писал тебе, что наша застава носит имя отважного пограничника Николая Осокина, зверски растерзанного бандеровцами…»