Станислав Бискупский - Парни из Островецких лесов

Когда было трудно с продовольствием, Графиня обращалась за помощью к жителям деревни. Все жили в то время бедно. Но раненым люди отдавали все, что могли. Литр молока или яйцо казались тогда чуть ли не королевским даром.

В эти Мочидлы и попал Юрек. Обессиленный, он сначала никак не мог понять, где он и что с ним произошло. Позднее отдельные разрозненные картины соединились в одно логическое целое.

Потеряв сознание в овраге, он очнулся в чьем-то сарае. Попытался встать, но онемевшие, словно деревянные ноги отказались повиноваться. Поэтому он лежал неподвижно, настороженно наблюдая через зиявшие щели сарая за тем, что происходит во дворе. Где-то рядом мерно жевала корова. Пахло молоком. Только теперь он почувствовал голод. Осмотрелся — в сарае никого не было. Деревня тоже словно вымерла. Вокруг стояла такая тишина, что даже жужжание комара, настойчиво кружившегося над его ухом, казалось слишком громким.

Примерно через час или два, точно сказать трудно, дверь сарая распахнулась и появился незнакомый мужчина. Позднее Юрек узнал в нем того человека, который бежал за ним по оврагу и в которого он хотел стрелять.

— Ну как дела, в порядке? — спросил незнакомец.

Юрек усмехнулся: что он мог ему ответить?

— Послушайте, какие-то посторонние люди появились в нашей деревне и говорят, что разыскивают раненого, — шепотом сказал незнакомец.

Юрек насторожился: «Свои или нет», — размышлял он. Поманил хозяина рукой. Тот наклонился над ним.

— Скажите им: «Роза» и послушайте, что они ответят.

— Хорошо!

Через несколько минут хозяин вернулся.

— Ответили: «Красная». — Он удивленно пожал плечами.

Этого Юреку было достаточно.

— Зовите их сюда! — воскликнул он.

Оказалось, что люди из отряда Березы вот уже несколько часов искали раненого под Трембанувом.

Так Юрек оказался в Мочидлах под опекой Графини. Там встретил своего знакомого из Енджеюва — Чесека, раненного в руку.

Партизаны были выносливыми пациентами, и в этом отношении пани М. не имела с ними хлопот. Хуже обстояло дело с питанием. Впрочем, они сами это знали, хотя Графиня никогда и словом об этом не обмолвилась. Правда, она могла пойти в Островец, хотя бы к матери Юрека, и сказать: «Ваш сын ранен и лежит у меня, постарайтесь достать ему что-нибудь из еды». Этого было бы вполне достаточно. Каждая мать из-под земли раздобудет и принесет еду. Однако пани М. никуда не ходила, не решаясь потревожить материнское сердце.

И все же однажды по странным взглядам соседок мать Юрека догадалась: что-то произошло.

— Что вы на меня так смотрите? — буркнула она со злостью, затем замолчала, пытаясь прочитать что-нибудь в их глазах.

— Был бой…

Вначале она не удивилась.

— Ну и что из того, что был! Мало ли бывает боев! Время сейчас такое!

Потом догадалась: если именно ей рассказывают про бой, значит, за этим что-то кроется.

— Юрек?! — громко охнула она, хватаясь за голову. — Ну говорите же, что с Юреком? — не то умоляла, не то требовала она.

— Да ничего особенного.

— Он жив?!

— Жив.

— Ранен?

— Легко.

— Боже мой! — воскликнула она испуганно. — Где он лежит, почему не говорите?

— Как не говорим? Говорим…

Она, не отрываясь, смотрела им прямо в глаза: женщины молчали. Это молчание еще больше обеспокоило ее.

— Тяжело ранен, что ли?

— Мы же сказали, что нет.

Она не верила им.

— Где он лежит, спрашиваю!

Женщины задумались: «Сказать или нет?» У Француженки вспыльчивый характер, и, разволновавшись, она могла наделать глупостей. Но теперь, когда ей уже сказали самое главное, она, конечно, узнает в об остальном. Скрывать не имело смысла.

— В Мочидлах. У Графини.

В тот же день она отправилась в деревню. Всхлипывая, бормоча себе что-то под нос, она чуть ли не бегом шла по полю, будто бы кто-то гнался за ней. Уже во дворе наткнулась на Графиню.

— У вас мой парень?

— Да…

Молча прошла мимо нее. У самых дверей остановилась, вытерла насухо мокрые от слез глаза, чтобы не было видно никаких следов, и решительно переступила порог.

Юрек лежал бледный, истощенный. Глаза его лихорадочно блестели. Улыбнулся матери, но, увидев выражение ее лица, помрачнел. «Сейчас начнется», — подумал он, вспомнив, как она устраивала ему скандалы, когда он собирался идти в партизаны и когда нашла у него оружие.

Француженка, подперев руками бока, взглянула на сына и покачала головой.

— Ну и чего же ты добился в этих партизанах?

Юрек опустил глаза.

Он как-то над этим никогда не задумывался. Как и другие, воевал, а как это получалось — не ему судить. Каждый шел в партизаны добровольно, но это не значит, что все они хотели умереть. Смерти, разумеется, никто не искал.

— Оружие у тебя есть? — резко спросила она.

Юрек еще больше съежился.

— Н… нет…

— Подожди, — бросила она с порога и выбежала во двор.

— Значит, вот как, — наступала она на охранявшего госпиталь партизана. — Пока он был здоров — имел оружие, а теперь отняли? Хотите, чтобы пришли немцы и взяли его голыми руками? Не дождетесь! Дайте ему сейчас же винтовку, чтобы он мог защищаться! Ну, быстро! Раз он партизан, то пусть им и будет!

Вбежала обратно в хату.

— Не переживай! Оружие тебе дадут! Я им…

Юрек от удивления широко открыл глаза.

— Мама!

Только теперь она присела на краешек койки и обняла сына. Из груди ее вырвался с трудом сдерживаемый плач.

— В ноги тебя ранили, сынок? В ноги, дорогой? Тебе очень больно?

— Теперь уже нет.

— Но было больно?

— Да, немножко.

— Вот видишь, видишь, а я тебя так просила…

Как будто бы от него зависело, быть или не быть ему раненым.

После смерти Здзиха каждый день был для нее мукой. Ей казалось, что раз они вместе пошли в партизаны, то и судьба их должна быть одинаковой. Со смертью Здзиха она оплакивала и своего сына и теперь облегченно вздохнула, когда узнала, что сын жив. Но если до этого не верила, что один из них может погибнуть, то теперь такая возможность казалась ей ужасающе реальной.

Пани М. имела основание радоваться визиту Француженки. Теперь снабжение госпиталя продуктами значительно улучшится. Все, что пани М. получала от родственников своих пациентов, она с общего согласия делила между всеми ранеными.

Дни тянулись, похожие один на другой. Временами поднятая кем-то тревога вынуждала Графиню прятать раненых. Тогда она взваливала их на спину, тащила в сарай, укрывала сеном или прятала в ржаном поле. Чаще всего тревога оказывалась ложной — просто не выдерживали у людей потрепанные нервы.

Однако пани М. не сердилась на них. Надо было быть бдительной, тем более что все свидетельствовало о том, что опасность с каждым днем возрастает. В близлежащих городах и в деревнях появлялось все больше вражеских солдат. Это было связано с радостной вестью о том, что началось наступление из-за Буга. Немцы намеревались закрепиться на Висле и поэтому заранее готовили тылы. Со дня на день они могли появиться и в Мочидлах.