Павел Павленко - Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха

Ева Браун не стремилась к роли первой леди, но очень хотела обладать вещами, на покупку которых у нее не было денег. Гитлеру нравилось дарить ей — милый жест — конверты с наличными, но, очевидно, он не удосужился поинтересоваться, во сколько обходились ее косметика и гардероб. Когда ему приходило на ум подарить Еве ювелирное украшение, он отправлялся в маленький магазинчик мюнхенского ветерана партии и покупал вещицу, которую всякий делец средней руки мог подарить своей супруге. Хранитель кошелька ее возлюбленного понимал молодую женщину гораздо лучше. Он вез ее к ювелиру и позволял выбирать украшения, не обращая внимания на цену. Если ей нужны были наличные, она всегда могла обратиться непосредственно к нему. Сначала Ева Браун относилась к Борману с пренебрежением, но затем ее поведение изменилось, ибо он всегда был с ней предупредителен и готов услужить. Когда же Мартина не было поблизости, она отпускала насмешки в его адрес, удивляясь, как подобострастие и неуклюжая услужливость уживались в нем с бесцеремонностью и грубостью, характерными для его обращения с собственными секретарями и помощниками.

Борман не старался участвовать в общей беседе за ленчем. Точнее, фюрер вещал в полной тишине, а перемолвиться вполголоса несколькими словами с соседом дозволялось лишь во время недолгих пауз оратора. Гитлер был вегетарианцем, но не требовал того же от гостей. Время от времени Борман тоже заказывал себе вегетарианские блюда, а затем рассказывал [165] всем, что получает от такой диеты мощный заряд энергии. Кстати, в собственной кладовой его ждали ветчина и сосиски домашнего приготовления, и он не упускал случая подкрепиться несколькими изрядными ломтиками мяса, едва выйдя из-за гитлеровского стола. Ежедневные прогулки в чайную не вызывали у Бормана восторга, но хозяин неизменно звал его с собой, и ему приходилось терпеливо ждать окончания ритуального чаепития с пирожными, во время которого Гитлер нередко погружался в дрему прямо в своем кресле. Затем в течение двух часов рейхсляйтер инспектировал строительство («Необходимо всех подгонять, подгонять и подгонять», — записал он в дневнике), диктовал секретарям, вел деловые переговоры по телефону и выписывал чеки. В восемь часов вечера он вновь занимал свое место возле Евы Браун в обществе постоянных сотрапезников хозяина, стараясь не пропустить указаний фюрера, которые тот формулировал, расправляясь со сваренными вкрутую яйцами, картофелем и творогом.

Затем все рассаживались в просторном зале гостиной и смотрели фильмы. Во время сеанса Борман любил пристроиться в уголочке и подремать. Во-первых, это позволяло отчасти компенсировать постоянное недосыпание, а во-вторых, после просмотра от него не ждали критического анализа фильма или активного участия в традиционном обсуждении игры актеров, поскольку сие не входило в его обязанности. Но в последующие несколько часов высокие требования предъявлялись именно Борману. Фюрер мог позволить себе удовольствие произнести монолог или, похлопывая себя по бедрам, посмеяться по поводу досужих вымыслов и сплетен об отсутствовавших. Всегда оставаясь начеку, Борман неустанно делал пометки в дневнике. Порой, далеко за полночь, Гитлер мог поинтересоваться какой-либо информацией — например, розничной ценой на яйца в 1900 году. Борман [166] срочно направлял по телефону или телетайпу соответствующий запрос в свой штаб, поднимая с постели десять — двенадцать человек, которые стремглав бросались выполнять поручение рейхсляйтера. Всего час спустя он мог с гордостью продемонстрировать свое усердие, предоставив фюреру исчерпывающие сведения. Если на Шпеера, по его собственному признанию, однообразные будни Бергхофа, где царила атмосфера угодничества и ничегонеделания, действовали угнетающе, издергивали нервы и даже отрицательно влияли на его профессиональные способности, то для неутомимого бюрократа — то есть для вездесущего Бормана — каждый такой день становился новой возможностью показать себя персоной значимой и незаменимой. Он напоминал собою паровой котел с избыточным давлением, готовый вот-вот взорваться. Крепкое здоровье позволяло ему выдерживать такой жизненный ритм, когда приходилось вставать ранним утром после нескольких часов сна и обходить огромную территорию строительства, на ходу устраивая разгромные скандалы, выписывая чеки, определяя порядок охраны, отдавая распоряжения строителям, водителям, партийным чиновникам и уборщицам.

К лету 1936 года завершилось строительство Бергхофа. О «реконструкции» уже давно не было и речи, поскольку этот термин ни в коей мере не соответствовал истинному размаху работ. От бывшего дома Вахенфельда фактически ничего не осталось. После пристройки длинного крыла новое сооружение занимало площадь, в четыре раза большую против прежнего. В доме, к первому этажу которого прибавилось еще два, насчитывалось тридцать комнат. Сразу за просторной передней располагалась оборудованная [167] для проведения совещаний гостиная с украшенным разноцветной мозаикой окном от пола до потолка. На втором этаже находились жилая комната, спальня и кабинет Гитлера, рядом с которыми были подготовлены апартаменты для Евы Браун — на тот случай, если фюреру понадобится ее присутствие. Убежденный в своем таланте архитектора, Гитлер сам рисовал эскизы планировки, однако плоды его труда далеки от гениальности{28}.

Расходы попросту не принимались во внимание: в гостиной высились колонны из редкого мрамора, оконные стекла обрамлял свинец, камины были отделаны изготовленными по специальному заказу фарфоровыми изразцами, а обстановку составляла комбинация копий с лучших античных и классических образцов. Роскошное убранство Бергхофа полностью опровергало миф о непритязательности Гитлера в быту.

В горячий период строительных работ Гитлер редко наведывался в Оберзальцберг. Суматоха стройки, пыль и шум гнали его прочь. На первые месяцы 1936 года пришлось большое количество знаменательных событий, и Борман постоянно находился рядом с хозяином. В Мюнхене одна за другой состоялись конференции рейхсляйтеров, гауляйтеров и национал-социалистской ассоциации студентов; в Германии открылись очередные зимние Олимпийские игры; в Шверине состоялась траурная церемония похорон лидера швейцарских нацистов, застреленного в Давосе. Все чаще и чаще в дневнике Бормана появлялась запись «ехал вместе с фюрером» — в личном поезде, в автомобиле или в конном экипаже в сопровождении почетного эскорта. [168]

5 июля нацистские лидеры отпраздновали в Веймаре десятую годовщину первого съезда НСДАП, и вечером того же дня Борман записал: «В 18.45 выехал с фюрером в Оберзальцберг». Переночевав в Мюнхене, наутро они направились в Берхтесгаден. Для Бормана настал час триумфа: «Приехал с фюрером в Берхтесгаден. Новый дом фюрера, Бергхоф, готов!» Рейхсляйтер представил богу нацистов его Валгаллу.