Павел Павленко - Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха

По мере ухудшения обстановки Борман все чаще употреблял слова «решительно» и «жестко». Поскольку судам вермахта недоставало решимости выносить смертные приговоры за панические разговоры, рейхсляйтер НСДАП попытался передать все подобные дела в ведение министра юстиции Отто Тирака. Летом 1943 года это ему не удалось только из-за протеста, с которым адмирал Дениц обратился непосредственно [400] к фюреру. Однако год спустя Борман добился-таки своего.

Рейхсляйтер НСДАП «предписал» решимость и беспощадность всем немцам, включая мирных жителей, страдавших от воздушных налетов союзников по антигитлеровской коалиции. Когда стало ясно, что люфтваффе не в состоянии отразить налеты авиации противника, Борман, Геббельс и Гиммлер долго изыскивали способ «достойно ответить на воздушный террор». Цель состояла в том, чтобы дать выход накопившемуся ожесточению населения и нанести урон моральному духу англичан, совершавших массированные бомбовые удары не по военным объектам, а по крупным городам.

В апреле 1944 года Эрнст Кальтенбруннер предложил «в некоторых случаях» не препятствовать расправе местных жителей над катапультировавшимися пилотами сбитых вражеских самолетов. Полиции не следовало слишком усердствовать, защищая пойманных летчиков от разъяренной толпы, желавшей линчевать тех, кто только что сбросил бомбы на их родных и близких. В газетах и на радио Геббельс принялся разжигать гнев общественности в связи с «варварскими бомбардировками мирных поселений». Однако суд Линча торжествовал лишь в нескольких подобных случаях. Чтобы придать процессу дополнительный импульс, в конце мая 1944 года Борман разослал гауляйтерам под грифом «Секретно» документ, о содержании которого достаточно красноречиво говорит само заглавие: «Правосудие народа над англо-американскими убийцами». Следовало настроить местное население, состоявшее в основном из женщин и детей, на самовольные расправы «разгневанного народа» над попавшими в их руки вражескими летчиками. Предлагалось просто забыть о цивилизованности и международных договорах. Но и эта инструкция не возымела действия, поскольку многие партийные и [401] местные функционеры, в устном виде получавшие от гауляйтеров соответствующие инструкции, сочли ее призывом к убийству, которому не решились последовать.

Борман все решительнее вмешивался в различные сферы военной деятельности. В марте 1944 года, удалившись от пекла сражений и вместе с Гитлером наслаждаясь тишиной и покоем Оберзальцберга, он составил пространный меморандум о действиях гауляйтеров в случае вторжения врага на территорию третьего рейха. Сей документ был подписан фюрером 30 мая. Автор ставил гауляйтеров в известность о том, что верховное командование вермахта не исключает возможности вторжения противника на территорию рейха и что в этом случае следует привлекать женщин к такой вспомогательной работе, как рытье окопов и установка заграждений. Неделю спустя союзники высадились на атлантическом побережье Франции.

В середине июля Гитлер дополнил инструкции Бормана приказом «о координации действий партии и вермахта во время военных действий в пределах рейха». В случае, если вражеские войска вторгнутся на территорию Германии, все партийные ведомства и организации в целом должны перейти в подчинение военных командиров, которые получают всю полноту власти. Координацию действий НСДАП в районе театра военных действий осуществляли бы гауляйтеры соответствующих округов. Наиболее важный для Бормана параграф приказа гласил, что рейхсляйтеру НСДАП надлежит «во исполнение декрета подготовить инструкции, действие которых распространяется и на вооруженные силы».

Причины, которыми Борман объяснял свое стремление заполучить эту прерогативу, можно найти [402] в письме Герде, отправленном им 15 июля сразу по возвращении из Баварских Альп в «Вольфшанце». Оказалось, что его «присутствие было действительно необходимо, ибо среди военных высшего ранга не нашлось стойких борцов, готовых упорно вести тяжелую оборонительную войну; истинный характер проявляют лишь фюрер и члены партии».

Естественно, теперь генералов трудно было убедить в неизбежной победе германского оружия. Вопреки предсказаниям Гиммлера, высадившийся во Франции десант союзников не удалось сбросить в море в течение восьми часов. Несмотря на тяжелые бои, англичане и американцы закрепились на французском побережье; на востоке передовые части Советской Армии вышли к границе Восточной Пруссии. 18 июля в письме жене Борман признался: «Сейчас повсюду царит полная неразбериха. Если у русских хватит сил в настоящий момент осуществить глубокий танковый прорыв, то за линией фронта они не встретят никакого сопротивления. Нервы фюрера напряжены до предела».

Из рук вон плохо обстояли дела не только на фронте, но и в тылу. В мае Борман разослал гауляйтерам обзор о плачевном состоянии «внутреннего фронта», призвал их сплотить ряды членов НСДАП и уже сейчас решительно взяться за подготовку к ведению боев на тот случай, если противник продолжит наступление. Дельцы черного рынка и спекулянты подрывали моральный дух общества и стойкость солдат. Проекты оборонительного характера проваливались из-за чудовищной коррупции; на черный рынок в огромных количествах поступали дефицитные продукты, ценное сырье, горючее, предметы роскоши. Армейские офицеры глубоко увязли в подобных аферах, проводимых на оккупированных территориях. На мобилизационных пунктах офицеры за денежное вознаграждение помогали призывникам укрываться [403] от службы в армии. «Нам необходимо создать мощную оборонительную систему не только для победы в этой войне, но и для уверенности в будущем мире», — писал Борман.

Событие, происшедшее 20 июля 1944 года в 12.24 пополудни, окончательно убедило рейхсляйтера НСДАП в том, что касту армейских офицеров следует лишить прежнего могущества. Мы не будем подробно останавливаться на самом покушении. Напомним лишь, что полковник фон Штауффенберг пронес в зал для совещаний бомбу, которая взорвалась под прочным дубовым столом, на котором офицеры генерального штаба раскладывали оперативные карты. Бормана там не было, но взрыв он услышал из своего кабинета. Когда он прибежал к месту событий, Кейтель уже выводил из комнаты Гитлера, одежда которого была разорвана и окровавлена. Вскоре врачи Морель и Хассельбах сообщили, что фюрер отделался легкими царапинами.

Полчаса спустя Борман и Гиммлер совещались, прохаживаясь вдоль изгороди охраняемой зоны. Агенты службы безопасности еще работали на месте преступления. И тут в руки Бормана попал ключ к разгадке: к нему подошел сержант караула и доложил, что полковник фон Штауффенберг, явно взволнованный, покинул зал совещаний непосредственно перед взрывом. Это показалось Борману подозрительным, и он немедленно провел свидетеля к Гитлеру, не обращая никакого внимания на генералов, дружно запротестовавших против обвинения в адрес своего коллеги. Так подозрение пало на Штауффенберга, который в тот момент уже летел на самолете в Берлин.