ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ - БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА

Человек, побывавший в далеких краях, стано­вился на якорь в подземном царстве, и постоянная готовность к смерти оказалась для него счастьем. Там смерть воспринималась как свет, идущий отку­да-то из самого себя. Она не могла разрушить ду­ховный мир.

Однако при ее приближении все существующее обновилось. Золото стало ненужным, а каждый ку­сок хлеба представлял огромную ценность. В книгах удавалось найти более глубокий смысл, романы за­вершались теперь иначе. Только нечто существен­ное имело смысл. Таким образом, смерть обновля­ла наши души, делала нас лучше, чем мы были раньше.

Однако березовые кресты продолжали запол­нять зимние поля России.

Призрачная роща

В песочных часах медленно перетекал песок, а каждая его песчинка покоилась в руках Бога. Но мы не чувствовали этого.

Мы встречали Новый год в роще сказок, пили бренди и вели беседы далеко за полночь. Снаружи раздавались выстрелы из всех видов оружия и в воздух летели огненные ракеты33: 1943! Затем сле­довала пьяная поездка на санях. Днем мы отсыпа­лись. Но при взгляде на обглоданные деревья, пе­реломанные кусты, которые уже были не в состоя­нии покрыться зеленью, на все эти обломки былой красоты нас охватывало такое чувство, как будто бы мы оказались в какой-то призрачной, нереальной жизни, которая управляла нами. Эту рощу действи­тельно можно было назвать призрачной.

Впрочем, она светилась от вражеского огня. Снаряды не прекращали разрываться в наших око­пах, и мы так же сгибались от них, как и деревья. Война лишила нас одеяний из иголок и листьев. Внутри все было порвано. Нам досталось так же, как и кустарнику после битвы. Мы не могли больше ду­мать ни о чем: выстрел, попадание, черный снег, кровь и смерть. Черный снег стал для нас символом опустошения, которое война привнесла в наши мо­лодые души. Только иней страшной опасности и свежий снег молчания заживляли эти раны, до тех пор пока мороз не ликвидировал последние остатки нашего существования и от нас не оставались даже тени нашей прежней жизни.

Мы хотели забыть прошлое, но и не умели его похоронить. И снова и снова копались в воспомина­ниях, и все еще несли прошлое в своих мечтах.

Мороз постоянно крепчал, как будто ледяной ветер дул откуда-то со звезд. Бледная луна светила все ярче из-под облаков. Наши руки и ноги про­мерзли окончательно. Мы страдали от мании пре­следования и от ежедневного прощания с жизнью. Жили в ожидании смерти, учились ненавидеть вре­мя и проклинать войну. Однако внутри нас остава­лось что-то такое, что позволяло, несмотря на все жертвы, не предаваться отчаянию и не уходить из своих окопов.

Обычно такое чувство возникало после боя. Мы пытались оценить все нами испытанное и придать ему определенный смысл и значение. Но правда жизни отрезвляла нас, и мы возвращались в реаль­ный мир. Умом мы это понимали и все же пытались бороться против этой жуткой реальности, однако не находили никаких причин для того, чтобы снова об­манывать себя. Беспощадная война вторгалась в наши души и не позволяла предаваться иллюзиям.

Снег шел непрерывно. Ночью наступала тиши­на, как будто бы все происходившее днем было только сном. Если мы сохраняли еще в своих серд­цах любовь к людям, то лишь благодаря вере в Бога. Тогда мы снова верили в лучший мир, который воз­никнет, и враг больше не появится с нейтральной полосы. Мы закрывали глаза, и перед нами встава­ли картины нашей родины, погружаясь, как пилиг­римы, в золотой блеск вновь открытой земли.

Солдатские мечты должны были быть связаны с прожитой жизнью. А мы прибыли на фронт с пусты­ми руками, словно раньше с нами ничего не проис­ходило.

Мы о многом спрашивали себя и размышляли.

Мы не жили в какое-то особенное время, в кото­ром происходили гигантские события. Как части бу­шевавшего урагана, мы проходили через потрясе­ния и катастрофы, печалились о закате запада и о себе самих. Мы переживали общую трагедию: это был триумф техники, подавившей человека, и про­изводство массового количества взрывчатых ве­ществ, а также стали, что приводило к строитель­ству многочисленных заводов и фабрик. Не прихо­дилось отрицать чрезмерного напряжения с этой целью всех сил на планете. Однако не власть и не механизмы определяли успех на войне, а сила духа народа.

Однако иллюзия о том, что человек всего лишь послушный слуга власти и механизмов, оставалась. Этому способствовало поведение солдата на поле боя, уверенного, что смерть определена ему вла­стью и законом. Мы, кто мужественно, а кто дрожа от страха, ни в чем не сомневаясь, шли в бой, хотя никто не делал этого добровольно. Иногда в порыве безумия какой-либо одиночка совершал героиче­ский подвиг, потеряв веру в жизнь.

Мы были солдатами, тупыми исполнителями чу­жой воли, прозябавшими в бункерах и окопах, по­терявшими всякую надежду остаться живыми. Хва­стались, проклинали всех и все, заботились друг о друге, терпели — уже не люди, а карикатуры на че­ловека. Имелась только слабая надежда выдержать испытание, которое переживал человек на войне. И мы вынуждены просвещать общество, убеждая его в том, что борьба велась для того, чтобы все время горела свеча и было достаточно пищи, но во­все не для души. Когда-то война рассматривалась как необходимость, как веление Бога, космическое событие, имевшее смысл для сокращения числа людей на земле, и в том числе одиночек. Но теперь мы смотрим по-другому. Война вовсе не нужна бы­ла ни богам, ни людям. И только ничего не пони­мающие личности сдвинули с мертвой точки лавину, которая поглотила все на земле. Никакая победа, никакой захват чужих земель не оправдывали смер­ти тысяч людей, голода, ранений, обморожений и осиротевших детей. Война оправдывала только са­му себя.

В конце концов все это для нас стало ясным, и мы с отвращением вспоминали о героическом ниги­лизме, с которым воевали когда-то под Ярославом. Теперь мы могли осуждать свое нечеловеческое опьянение, любование процессом уничтожения и, не думая о собственной участи, прославление вой­ны. Следовало изменить свои взгляды. Но мы не де­лали этого, мы тогда ошибались. Только впоследст­вии статистика и история открыли нам истину.

Какими же мы были сами?

Как зимняя одежда не раскрыла нам глаза, так и вся солдатская жизнь не давала возможности по­знать свою индивидуальность. Мы были унифици­рованы. Все одинаково немытые, небритые, зав­шивленные и больные, психически подавленные. Солдат становился не мыслящим человеком, а все­го лишь вместилищем крови, внутренностей и кос­тей. Наше товарищество возникало из зависимости друг от друга людей, собранных в одном замкнутом пространстве. Наш юмор стал состоять из злорад­ства. Это был юмор висельников, сатиров, напол­ненный собранием непристойностей, язвительно­стью, яростью и игрой со смертью. Солдаты, покры­тые вшам, гноем и экскрементами, не пытались напрягать мозги. Они не утруждали себя ничем. Ни­кто не считал нужным приводить в порядок заму­соренный бункер. Наш образ жизни предполагал лишь выполнение приказов и постоянную заботу о самосохранении. Мы уже ни во что не верили. Вся наша философия состояла в том, чтобы как-то снос­но обустроить свой быт. То, что мы были солдата­ми, служило оправданием наших преступлений и потери человеческого облика, служило основой су­ществования в этом аду. Наши идеалы ограничива­лись табаком, едой, сном и французскими прости­тутками.