Алексей Матиясевич - В глубинах Балтики

Был ли это действительно английский самолет — утверждать не могу. Возможно, что опознавательные знаки на нем были нанесены гитлеровцами и налет был фашистской провокацией.

Прошло несколько минут. Порядин в последний раз передал: «Всем, всем, всем! В Северном море самолет с английскими опознавательными знаками [103] бомбил и обстрелял из пулемета караван советских судов». Я стал строчить радиограмму в пароходство. В это время опять появился самолет с английскими опознавательными знаками, он пролетел над нами на небольшой высоте, сделал круг, качнул крылом и удалился в западном направлении. Кому же в действительности принадлежали три самолета, прокрутившиеся над нашим караваном, — осталось загадкой.

Море было пустынным. Ветер стал свежеть. Средь белых гребешков волн проплывало много разных обломков и трупы людей. Легли на новый курс; наши маленькие суденышки стало мотать с борта на борт, а высокая стрела крана степенно, важно закачалась, как огромный маятник. Из-за малой скорости хода и большой парусности крана нас сбивало с курса. Мы непрерывно проверяли счисление пути и всеми возможными способами старались поточнее определить местоположение судов. Около полудня В.С. Гинцберг поймал проглянувшее из-за туч солнце. Получение обсервованной широты было для нас очень важно, чтобы выбрать правильный курс для входа на фарватер среди минных полей.

25 июля. Северное море. Прошла еще одна напряженная бессонная ночь. Приближались минные поля. Наконец мы обнаружили входной буй рекомендованного фарватера. Вести суда стало несколько легче.

Вблизи устья реки Везер нас встретил катер с лоцманом. Внезапно лопнул буксирный трос между «Аванти» и буксирным пароходом №15. Поступательное движение крана почти прекратилось, сил одного №15 хватало только на то, чтобы удерживать кран от дрейфа. Надо было немедленно подать новый трос. В этот момент подошел катер, и лоцман ловко перепрыгнул к нам на палубу.

Наши суда бросало как скорлупки. Боцман Миронов, матросы Канахин, Уланов, свободные от вахт кочегары Черняев и Пономарев, кок Глушков под руководством старпома Гинцберга быстро приготовили трос, бросательные концы, манильский тонкий трос-проводник, кранцы. [104]

В машинном отделении остались, стармех Макурин и машинист Маренков, они обеспечивали реверс двигателя с максимальной быстротой. На руле и у машинного телеграфа остался один я. В этот момент на палубе был необходим каждый человек. На большом ходу, на очень близком расстоянии мы прошли с наветренного борта буксирного парохода №15 и подали бросательный конец. Только благодаря слаженной работе всего нашего маленького коллектива с первого же захода удалось подать буксирный трос. Когда он натянулся и мы пошли вперед, немецкий лоцман, до этого молча наблюдавший за нашими действиями, заявил: «Отлично! И вовремя: до минного поля осталось пятьдесят метров!»

Ночь с 25 на 26 июля мы провели в устье реки Везер. Раненого капитана Бютнера перевезли на большой кран. Все буксиры пополнили запасы угля с крана. По просьбе лоцмана подошли к немецкому сторожевому кораблю для получения информации на следование.

Командир сторожевика пригласил меня к себе в каюту, поздравил с благополучным переходом. На груди командира красовались два Железных креста, его лицо от скулы до виска пересекла красная полоска шрама. Он был очень весело настроен. Переводчиком с немецкого на английский был лоцман. Командир заявил, что с Англией скоро будет покончено, и тогда они годик как следует отдохнут, Ну а затем снова будет большая война. При этом он лукаво подмигнул и дико захохотал.

Наглый, самоуверенный вид этого молодчика был крайне неприятен. Я поспешил откланяться и вместе с лоцманом вышел из каюты. Все формальности были быстро закончены, и мы отошли от борта.

Лоцман, оказывавший нам помощь при заходе в реку Везер, провел нас по фарватерам через минные поля в реку Эльбу, а затем в шлюз Брюнсбютеля при входе в Кильский канал. Здесь нас встретили представители советского консульства в Берлине. Капитанаг.П. Бютнера тотчас увезли в госпиталь, где ему была [105] оказана квалифицированная медицинская помощь. После удаления осколков он почувствовал себя лучше. Врачи предложили ему остаться в госпитале, но он потребовал, чтобы отвезли на судно. Когда вернулся, сказал: «Это все же наша советская территория, здесь быстрее поправлюсь, чем в немецком госпитале».

Благополучно провели краны Кильским каналом и заночевали у бункерной станции в Гольтенау, недалеко от моста через канал. Ночью был налет английских самолетов на мост и шлюзы. Но бомбы падали далеко в поле или в воду Кильской бухты. Осколки от снарядов плотного заградительного огня зенитных орудий дождем сыпались на палубы наших судов. Верхним вахтенным пришлось укрываться в помещениях. Несколько осколков прорвали парусиновые чехлы на спасательных шлюпках. С рассветом 28 июля мы вышли из шлюза в Гольтенау.

Кильскую бухту прошли по фарватерам среди минных полей. Море нас встретило ласково. Было солнечно. Слабый юго-западный ветер не затруднял движения, и караван шел со скоростью до шести узлов.

Для пополнения бункера и воды пришлось зайти в Лиепаю. Латвия только на днях была принята в состав СССР, и приход нашего каравана вызвал большой интерес у местных жителей.

Следующий заход был в Таллин. Здесь тоже к нашим судам был проявлен повышенный интерес. Портовые рабочие, администрация — все интересовались, как мы прошли через зоны воюющих государств. Интересовались условиями жизни и работы на судах и в Советском Союзе. Переход из Таллина прошел быстро и весело, — мы приближались к родному дому».

В первых числах августа мы благополучно прибыли в Ленинград. Сияло мирное солнце, и ничто не предвещало, что не пройдет и года, как наглые фашистские стервятники доберутся и до нашего любимого города, но получат такой отпор, какого им и во сне не виделось при порабощении стран Европы. [106]

Прошло сорок пять лет. Страницы моего дневника воскресили в памяти события, участником которых довелось быть. Многое, чему нельзя было дать объяснение, стало понятным.

Немецкая печать в Голландии в середине июля 1940 года сообщала, что войска всех видов готовы к нападению на Англию, а «момент для нападения будет выбран лично фюрером».

Командир фашистского сторожевого корабля, стоявшего в устье реки Везер, зная о такой готовности, заявил мне 25 июля, что «наконец с Англией скоро будет покончено». Однако он, да и никто в то время, не мог и предположить, что 31 июля 1940 года в своей резиденции в Брегхбфе Гитлер при встрече с представителями вермахта объявит о решении отложить высадку войск на английские острова.