Гюнтер Штайн - Ультиматум

Группенфюрер СС сразу понял, что Штеммерман вне себя. Генерал Штеммерман, который старался никогда не упустить возможности, чтобы не напомнить Гилле о том, что группенфюрер подчинен ему, теперь зашел, так сказать, в тупик со своей стратегией. Гилле решил, что настал час, когда он может сполна отомстить своему обидчику за все прежние оскорбления. Большего триумфа для Гилле не могло быть, чем подчинить генерала своей воле и дать ему почувствовать, что тот находится у него под сапогом.

— Слушайте меня, — сказал Гилле, — если вы будете настаивать на своей точке зрения, то под давлением обстоятельств я, к сожалению, буду вынужден немедленно поставить об этом в известность ОКБ.

— Можете поступать так, как вам заблагорассудится, — проговорил Штеммерман. — Доносить в ОКБ — для вас нормальное явление.

— Генерал, — начал Гилле с подчеркнутой небрежностью, — я здесь достаточно насмотрелся на ваши прыжки упрямца. Я буду советовать верховному командованию в срочном порядке доверить командование сорок вторым и одиннадцатым армейскими корпусами верному человеку.

— Доверить командование, например, вам, не так ли? — Штеммерман хотел отыскать слово покрепче, но, не найдя его, бросил трубку на рычаг.

Сам не зная зачем, он выскочил на улицу. Резкий восточный ветер охладил его, и он успокоился.

«Я должен опередить Гилле! — решил Штеммерман. — Если я сообщу об этом Вёлеру, он отменит приказ, но снять меня не позволит».

Генерал быстро прошел к радисту и продиктовал командующему 8-й армией радиограмму следующего содержания: «Корпуса самостоятельно не могут осуществить прорыв. Прорыв возможен лишь в том случае, если одновременно извне будет прорвана внешняя линия окружения. Собственные силы слишком слабы».

Вернувшись в свои апартаменты, генерал вдруг усомнился в том, что генерал Вёлер пожелает заступиться за него перед Манштейном. Вёлер был человеком честолюбивым, и трудно было сказать, решится ли он в столь сложной обстановке, за развитием которой пристально и с тревогой следят в ставке фюрера, выступить против Гилле, а следовательно, и против Манштейна, не боясь подорвать свой авторитет в ОКБ.

Штеммерману стало душно. Гилле, разумеется, сделает все, чтобы выключить его из игры, а если и Вёлер не замолвит за него слова, то Штеммерману придется расплачиваться за все собственной шкурой. Несмотря на то что он выступил против группенфюрера СС, генерал все же не верил, что дело дойдет до крайности.

Из задумчивости его вывел шум моторов нескольких машин. И прежде чем он успел встать, дверь с шумом распахнулась, и в комнату в сопровождении своих офицеров ворвался группенфюрер СС Гилле. Подойдя вплотную к генералу, он резко сказал:

— Я хочу с вами говорить!

— Что вы себе позволяете? — гневно спросил Штеммерман, не вставая с места. — Немедленно покиньте мой командный пункт!

— Генерал…

— Вон, я сказал!

Штеммерман вскочил и схватил телефонную трубку, но Гилле нажал на рычаг:

— Я действую по приказу ставки.

— Отойдите от меня! — злобно выкрикнул Штеммерман, увидев, что два офицера-эсэсовца подошли к нему вплотную.

— Генерал, я вам советую по-хорошему…

Штеммерман сжал кулаки. Гилле отпрянул, резко опустив стек вниз. И в тот же миг оба офицера, схватив генерала, несмотря на его сопротивление, заставили опуститься в широкое кресло.

Генерал закричал, но к нему никто не пришел, и он понял, что Гилле все хорошо продумал. Перед домом стояли эсэсовские солдаты. Они никого не выпускали из здания штаба, прося немного подождать, пока господин генерал не закончит важное совещание. Осознав все это, Штеммерман замолчал.

— Я допускаю, что сегодня все слишком нервные, — проговорил Гилле, поправляя френч и портупею. — Ну а теперь за дело, генерал! Верховное главнокомандование вермахта, не в пример другим, согласилось по всем пунктам с нашими предложениями и поручило мне лично руководить прорывом. Этот приказ вступает в силу немедленно. Однако, чтобы не вызывать ненужного беспокойства у солдат и офицеров, целесообразно по-прежнему считать вас командующим обоими корпусами, несмотря на то, что все руководство операцией будет находиться в моих руках, следовательно, я буду решать все связанные с этим вопросы. Все приказы должны быть подписаны вами, что же касается второстепенных мелочей… Вот радиограмма, можете прочитать ее! — Усмехнувшись, Гилле уселся на единственный стул у окошка, давая генералу время немного прийти в себя.

Тяжело дыша, генерал смотрел на полоски бумаги и думал: «Если операцию будет проводить Гилле, моим солдатам конец. Вёлер, видимо, не поддержал меня, или просто Гилле опередил его».

— Есть вопросы? — Гилле встал и помахал стеком в воздухе.

— Нет, — ответил генерал.

— Надеюсь, что на совещании командиров вы будете вести себя разумно!

Прежде чем выйти из помещения, он распорядился подать генералу поесть.

На этом совещании почти не было дебатов. Штеммерман сидел, тупо глядя прямо перед собой. Офицеры, одни с обмороженными носами, другие с легкими ранениями, все страшно измученные, едва держались на ногах от усталости и, как могли, торопили начальника штаба поскорее зачитать приказ на прорыв. Натянутые отношения Штеммермана и Гилле ни для кого не были новостью и вполне отвечали их собственному настроению. О том, что между генералом и Гилле до этого произошло в доме, они не имели ни малейшего представления, потому что все прибыли на совещание с передовой.

Полковник Хоон, командовавший 72-й пехотной дивизией, которой только что с большим трудом удалось избежать уничтожения противником в районе Стеблева и которая должна была действовать в центральной колонне, требовал, чтобы ему сообщили точные данные о силах противника, который будет находиться на его участке.

Полковник Фехнер и командиры 167-й и 82-й пехотной дивизий хотели ознакомиться с последними данными, полученными разведкой. Тут «на помощь» начальнику штаба пришлось прийти генерал-лейтенанту Либу.

— Собственно говоря, — без зазрения совести начал сочинять Либ, — нам нужно сделать короткий прыжок, чтобы соединиться с нашими танками, а точнее — пройти пять с половиной километров. Это расстояние может оказаться еще короче, так как наши танкисты тоже продвигаются нам навстречу. Если же мы одновременно ударим по противнику в трех местах, то обязательно опрокинем его!

Проговорив это, Либ с надеждой взглянул на Гилле, ожидая, что тот тоже скажет что-нибудь обнадеживающее, например, упомянет p новом секретном оружии — длинных воздушных торпедах, о боевых испытаниях которых много говорилось в те дни. Однако Гилле почему-то молчал.