Тарас Степанчук - Наташа и Марсель

Первая бомбежка была в Москве ровно через месяц после начала войны. Она и муж находились каждый на своем дежурстве, а двойнята погибли — прямое попадание. Вскоре умер муж. И она пошла воевать.

Дважды военфельдшера Алексееву представляли к званию Героя Советского Союза, да при проверках ее в части не оказывалось — убывала по очередному ранению. Так и минула ее Золотая Звезда, зато наград у гвардии лейтенанта Алексеевой было много, а тяжелых ранений и контузий — девять. Она воевала в лесах Смоленщины, под Москвой и Ленинградом, на Курской дуге. Партийный билет ей вручали в Белоруссии, недалеко от Бреста. Потом освобождала Польшу, штурмом брала Берлин.

Скольким воинам спасла жизнь гвардии лейтенант медицинской службы Алексеева — того не посчитать. А вот себя не уберегла. В Берлине разом ударили по ней все прежние ранения, контузии; десять лет была Елизавета Ивановна слепой, а как вернулось зрение — еще пять лет болела тяжелым нервным недугом.

Потом — инвалидность, маленькая пенсия, крохотная комнатушка в центре Москвы. И полная беспросветность в будущем — если бы не напористый молодой корреспондент. Отыскал он в архиве представления, наградные листы — и появился в одной из центральных газет очерк «Товарищ гвардии лейтенант». И назначили Алексеевой персональную пенсию, переселилась она в отдельную квартиру.

Казалось бы, только радоваться, да навалилось одиночество, кошмары ночами замучили. Хотела уже проситься в старую комнатушку, но снова помог корреспондент: повез ее в школы и воинские части.

Поднимался корреспондент на трибуны уверенно, говорил о войне легко и красиво. А она так не могла и потому выступать стеснялась. До памятного ей вечера в гвардейской Таманской дивизии.

Из президиума выделила Елизавета Ивановна в зале двух солдат: не слушая оратора, они что-то говорили красивой соседке и беззаботно смеялись. Похожие, как близнецы, двое молодых парней…

И тут ее как молнией обожгло: «да это же мои Игорь и Роман! Не грудные, а взрослые они — времени-то сколько с того дня промелькнуло…»

Сама напросилась выступить, и первые слова из сердца сказала тем двоим:

— Родимые мои вы сыночки!..

И — замер зал. Ответно, по-сыновьи, потянулись к ней гвардейцы. И стала она Матерью Солдатской.

В представлении Елизаветы Ивановны ее сыновья-близнецы доросли только до двадцатилетнего возраста, и она ездит к ним в воинские части по всей стране и вместе с памятью войны передает тепло и ласку своего материнского сердца, неутихающую боль души. И получает ответную, сыновнюю ласку и заботы и радуется, что не только вызывает сопереживания у своих сыночков, но и помогает им лучше понять жизнь, успешнее служить.

В школах Елизавета Ивановна бывает реже и предпочитает встречаться с детьми десяти-двенадцати лет: такими видятся ей внуки сыновей. В последнее время у нее эти встречи проходят труднее.

…На полке в квартире Алексеевой лежит книга «Направление главного удара» — с дарственной надписью маршала бронетанковых войск Катукова. В ней Михаил Ефимович писал:

«Особенно сильно укрепили гитлеровцы высоту 296,3, которая вошла в историю боевых действий как Лудина Гора. Опоясав ее глубокими траншеями, гитлеровцы построили на скатах дзоты, оборудовали пулеметные точки и установили десятки противотанковых пушек и минометов. Оборонительный рубеж несколькими ярусами спускался к самому берегу Ламы… Судя по показаниям пленных, гитлеровцы решили надолго задержаться на этом рубеже…»

Здесь получила военфельдшер Алексеева второе тяжелое ранение, заслужила свой первый боевой орден. Как же стремителен и необратим бег времени: через тридцать пять лет Елизавета Ивановна привела пионеров в Краснознаменный зал ЦДСА, чтобы отдать последний долг дважды Герою Советского Союза, прославленному маршалу Михаилу Ефимовичу Катукову. После похорон рыжий десятилетний шустрик Вася Ручьев предложил:

— Поедем штурмовать Лудину Гору. В память о танкистах Катукова и стрелках вашей сороковой бригады. А командовать…

Вася требовательно глянул Елизавете Ивановне в глаза:

— Командовать будете вы!

В назначенное время пионерский отряд имени Алексеевой тронулся в путь. День был морозный, солнечный, электричка весело бежала к Волоколамску. За час и какие-то минуты пионерский отряд оказался там, куда сороковая бригада пробивалась месяц.

От станции — вот она, рукой подать, — Лудина Гора.

«Совсем непохожая на ту, что была тогда, — отметила про себя Елизавета Ивановна. — Вроде бы не такая крутая и неприступная, а снег-то кругом белый, нетронутый. И тишина…»

Невдалеке виднелось нарядное здание. Указывая на него, Елизавета Ивановна сказала:

— Школу на этом месте фашисты сожгли, а старую учительницу зверски убили за то, что хранила учебники.

Не только у мальчишек — даже у девочек появились в руках игрушечные автоматы, винтовки, пистолеты, По склону высоты 296,3 в низину, откуда в сорок первом наступали наши войска, ветер гнал седые космы поземки.

«Так же, как в тот день», — подумала Елизавета Ивановна, и она вдруг увидела себя в том дне, когда справа пробивалась первая гвардейская танковая бригада генерала Катукова, а из этой низины, где ворочается подо льдом невеличка-речушка, грудью навстречу выстрелам пошли стрелки ее сороковой бригады. И залегли под яростным огнем в упор…

— Всем в цепь! — скомандовала пионерам Елизавета Ивановна. — Ложись!

И упала в снег сама. Переждав немного, поднялась, крикнула во всю силу легких:

— За Родину, впере-од!

По склону рвануло дружное «ура!». В едином порыве ребята устремились к вершине, а Елизавета Ивановна за ними не поспевала и, наконец, обессиленная, задыхаясь, рухнула в сугроб. Глотнула сухого колючего снега, но тут же звонкий мальчишеский голос предостерег:

— Нельзя — простудитесь! Лучше попейте крепкого чаю, а под язык — валидол. Чай теплый, я его за пазухой держал.

Над ней, протягивая знакомую солдатскую флягу, склонился рыжий Вася Ручьев.

Елизавета Ивановна кивнула на флягу:

— Чей подарок?

— Дедушки Василия, — ответил Вася. — Память от него осталась…

Чуть в стороне, по склону Лудиной Горы, порхнула стайка снегирей; на белизне снегов они смотрелись каплями живой крови.

Передохнув, Елизавета Ивановна с помощью Васи поднялась на вершину Лудиной Горы.

Ребята спросили:

— А кто в том бою знамя здесь водружал?

— Не знаю, — призналась Елизавета Ивановна. — Здесь, на вершине, я впервые.

— А в тот решающий штурм?

…Часто, взахлеб ударили тогда по нашим атакующим цепям фашистские пулеметы, сеяли гроздья разрывов шестиствольные минометы — «скрипачи», над головами рвалась шрапнель.