Тарас Степанчук - Наташа и Марсель

— А самая кратчайшая дорога в Париж начинается отсюда по Минскому шоссе, — поддержала Никиту Александра Михайловна. — За Бородином будут Смоленск, Орша, Борисов — и Жодино. Смолевичи… Где мы вместе боролись за свободу твоей и нашей Родины…

Черная министерская «Волга» мчалась по широкому шоссе. По обе стороны к нему вплотную подступали леса. Сурово молчали сосны и ели, в нарядной зелени берез начинала проглядывать позолоченная седина. Щедро светило набравшее силу августовское солнце, зеркально блестели воды прудов Справа, пронизанный лучами, по-свадебному красовался сосновый бор.

Александра Михайловна и Марсель перебрасывались обычными словами, но при этом были напряжены до предела. Казалось, рвани по этому напряжению неосторожной фразой, и лопнут вразлет те струны, что так крепко соединяют двух немолодых людей воедино, и разлетится их обоюдное согласие, да так, что трудно будет его потом собрать.

Александра Михайловна пыталась представить Марселя в таком же густом партизанском лесу, но, даже отвернувшись и глядя в окно, видела его сегодняшним.

Прощаясь после допроса в контрразведке, она легко и естественно обняла Марселя за шею и дважды поцеловала в закрытые глаза.

А внутренний голос подсказывал: «Да что же целуешь его так, будто он уже покойник?» И она снова легко поцеловала Марселя еще: в трагически дрогнувшие губы, и ощутила лишь заботу о его судьбе и жалость оттого, что так неудачно складывается судьба у этого наивного рыцаря, и он не вернется к себе во Францию, никогда больше не увидит свою старую мать…

А он вернулся.

Они сидят рядом в машине, она может прикоснуться к нему плечом, рукой. Но не касается, потому что это — как будто дотронуться до оголенных, под высоким напряжением проводов.

За выкошенным полем набежал участок сухостойного леса. Дубы в нем, растопырив черные угловатые сучья, выглядели колдунами, а рядом чахлые осины показались чертенятами.

У каждого возраста свой взгляд на лес. В детстве Александра Михайловна искала в лесных зарослях сказку. Ждала: вдруг из чащи заулюлюкает леший, озорным свистом откликнется Соловей-разбойник, выедет Иван-царевич на верном сером волке или покажется медведь и заговорит человеческим голосом.

— Умирающий лес — это непорядок и отсутствие хозяйственности , — сказал Марсель.

А она про себя отметила, что, как и ее покойный Петр, Марсель тоже неравнодушен ко всему, что видит перед собой. И что-то нежное шевельнулось в ней к Марселю, а он, чутко уловив ее настрой, пошутил:

— Имею желание прокатиться на сером русском волке по этому лесу, где все деревья виднеются как сказочные колдуны. Давай покатаемся с тобой на волке?..

И она, не ожидавшая этих слов и удивленная тому, как соответствовали эти слова ее настроению, покорно согласилась:

— Давай…

— Там, в стороне, — Перхушково, — сказал шофер Никита. — На этом кратчайшем для гитлеровцев пути в Москву располагался штаб командующего Западным фронтом Георгия Константиновича Жукова. Сюда прорывались немецкие дивизии, но были отброшены за Нару. Казалось бы, совсем невелика речушка, но через нее фашисты к Москве не прошли.

Голос шофера чуть дрогнул:

— Мой дед Никита погиб на берегу Нары… И я почти в тех же местах свою воинскую службу отслужил…

По насыпи, за кюветом, как нераскрытая книга, как стон минувшей войны, мелькнула одинокая могильная плита.

У поворота к Верее Марсель сказал, будто обратился к живой, а не каменной девушке на пьедестале:

— Зоя…

Возле Можайской развилки он снова нарушил молчание:

— А это истребитель Як! Он тоже имеется в дорожном справочнике и посвящен на этом пьедестале подвигам защитников московского неба. На Яках потом сражались летчики полка «Нормандия — Неман», и это наша общая память.

«Наша», — повторила про себя Александра Михайловна и удивилась, насколько интересуется Марсель у нас всем тем, что относится к памяти минувшей войны. И подумала: «Пока по земле гуляешь, она стелется бархатом, а вот как поработаешь на ней или тем более повоюешь…»

Никита сделал правый поворот, «Волга» покатилась по улицам древнего Можайска и выехала на дорогу, ведущую к Бородину. Взглядам Александры Михайловны, Марселя и Никиты открылось чудо красоты среднерусского августовского пейзажа. Через несколько километров машина остановила свой бег у памятника, и Никита торжественно объявил:

— Дальше — поле нашей русской славы! А на месте этого памятника был командный пункт фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова. С этой высоты он командовал русскими войсками в битве у Бородина.

Высокий обелиск, на котором простер свои крылья могучий орел, держащий венок Славы, господствовал над окружающей местностью. У основания памятника, на барельефе, изображен сидящий Кутузов. Рядом стоят его сподвижники.

Марсель указал немного в сторону:

— А этот памятник?

— Солдатам и командирам сорок первого, — пояснил Никита. — Здесь поле Славы героев двух Отечественных войн.

— Откуда началась битва? — спросил Марсель.

— С запада, — жестко ответила Александра Михайловна.

— Давайте повезу вас в село Бородино. Оттуда проедем в Семеновское и мимо собора — на станцию Бородино. А дальше — к Шевардинскому редуту, где начиналось сражение.

…С утра четвертого сентября 1812 года арьергард генерала Коновницына десять часов сдерживал продвижение главных сил Наполеона по Новой Смоленской дороге. В составе этого арьергарда сражался и поручик Валентин Евграфович Борисенко.

На следующий день, около двух часов пополудни, имея трехкратное превосходство в силах, противник атаковал Шевардинский редут. Упорный бой продолжался и ночью, при свете пламени горящих окрестных деревень…

На поле у Владимирского собора комбайны совхоза «Бородино» убирали хлеба. Глянув на поле, Александра Михайловна сказала будто для себя:

— А в день Бородинского сражения спелое жито стеной здесь стояло несжатым. Пришли захватчики и сожгли, вытоптали жито. Труд и пот крестьянский, саму жизнь топтали…

Миновав аллею вековых лип, «Волга» остановилась неподалеку от Шевардинского редута.

Никита вопросительно посмотрел на Александру Михайловну, и она кивнула ему:

— Спасибо за все. Дальше мы пешком. А ты поезжай.

— Вечером встречу на Белорусском вокзале, — пообещал Никита и душевно пожелал: — Счастливо вам оставаться!

Пока Александра Михайловна медленно поднималась по ступеням Шевардинского редута, Марсель успел нарвать букет полевых цветов. Постояв в торжественном молчании у памятника двенадцатой батарейной роте, он отделил половину букета и возложил между горкой ядер и пушечным стволом.