Тарас Степанчук - Наташа и Марсель

Три дороги сходятся в Барсуки. Почти к самой западной окраине деревни подступил густой ельник, между восточной и тоже лесом пролегло хлебное поле. Быстрей и верней всего ворваться бы на западную окраину, да именно из ельника ждал нас противник. Моему отряду было приказано атаковать Барсуки через заснеженное поле.

— Не обнаруживая себя, выведешь людей к восточной окраине, — приказал Тарунов. — Рассредоточишься, окопайся на поле, в снегу, и жди. В полночь сменятся часовые, немного повременим, чтобы у них притупилась бдительность, в ноль сорок пять поднимешь отряд в атаку. Если обнаружат раньше, обстрел перетерпи. Отвлечешь на себя главные огневые средства противника, после чего силами отряда Щемелева и бригадных разведчиков по западной окраине ударю я. Обозом для вывозки хлеба командует комиссар.

После утомительного марша мы вышли на заданный рубеж. Я отвернул рукав полушубка: стрелки часов показывали полночь.

Куда-то спешил ветер, путаясь среди треугольных елей, скрипели, качая вершинами, столетние сосны. За нами смыкались деревья и темнота, впереди молчало снежное поле, за ним притаились Барсуки. Левее, прикрытая свежим пушистым снегом, лежала дорога.

Миновав лесную опушку, отряд развернулся в цепь. И тут же стукнул винтовочный выстрел, за ним из деревни рванулся треск автоматных очередей. Оставляя расползавшийся на ветру дымный след, в небо метнулась ракета, вдогонку по крутой траектории заспешили вторая и третья. В матовом дымчатом свете летели, кружились снежинки.

Отгорев, ракеты погасли, над нами опять сомкнулась темнота. Длинными очередями ударил с околицы пулемет, в нашу сторону потянулись светляки трассирующих очередей. Густо высвистывали пули, разрывно щелкая позади о ветки и стволы деревьев.

Снова засветились ракеты. Я понимал, что невидимые пулеметчики должны сменить прицел, и тогда начнут прошивать сугробы, добираясь до моих бойцов. К счастью, этого не случилось: трассирующие пули продолжали отсекать за нами ветки, щепу из сосен и елей. Я посмотрел на часы: секундная стрелка ползла по циферблату с черепашьей медлительностью.

Отлаяв нас очередями, пулемет умолк, и сразу раздалось противное чавканье миномета: по снегу вздыбились разрывы, остывая на поле черными оспинами воронок.

Пулемет опять принялся тачать над нами очереди трассирующих пуль.

Неподалеку от меня Вигура внушал молодому партизану:

— Почему каждой пуле трясешься? Вон сколько их куды попало немец пуляет — на всех страху не напасешься. Что над тобою свистят, тех не опасайся: свою пулю на войне никто не слыхал, и ты не услышишь. Так что уши понапрасну не напрягай!

Насчет пули Вигура был прав, а вот мину свою я услышал. Отвыв положенную ей траекторию, мина рванула, как показалось, ко мне. За неимением другой защиты я успел прикрыть голову трофейным, «шмайсером». Автомат, будто живой, рванулся из рук, ударил по голове. Покореженный осколками, он спас мне жизнь.

Из Барсуков ударил второй пулемет, его подтянули с западной окраины — задачу Тарунова тем самым удалось облегчить. Мы лежали на снегу, с неба тоже падал снег. Родимые наши снега, да темная ночь берегли нас от прицельной пулеметной очереди, от метко выпущенной пули. В белой студеной мгле противник различал нас на ощупь и, не жалея боеприпасов, вел беспорядочный огонь по всей площади поля, стараясь уничтожить на нем все живое.

Снег под нами стал горячим. И каждую секунду мог стать кровавым. Как пламя, что внезапно полыхнуло из Барсуков.

Поначалу сквозь метельный мрак впереди нас появилось желтоватое пятно. Оно расползалось, все гуще алело — и вспыхнуло неистовым на ветру пламенем, осветив затаившуюся деревню, на улице которой заметались уменьшенные расстоянием силуэты охранников.

Ракеты больше не взлетали, теперь в спасительной темноте оказались мы. Захлебнулся один пулемет, вслед за ним другой. Светящиеся стрелки часов показывали ноль сорок пять; я поднял отряд в атаку. Рывками переваливаясь по глубокому снегу, бойцы побежали к освещенной пламенем деревенской околице.

На западной окраине Барсуков тоже вспыхнула стрельба. Перекрывая шум боя, рвануло перекатами наше «ура!».

И тут Марселя попутал бес ничего не разбирающей злобы. Метнувшись в сторону, он выскочил на санную дорогу, рванул из кобуры пистолет и галопом устремился к деревне.

Мой отряд ворвался в Барсуки. За крайними хатами уцелевшие охранники растворялись в темноте. Вдогонку, стреляя из пистолета, скачками мчался Марсель. За ним поспешал Садофий Арефин. И не зря поспешал…

Впереди Марселя упал на дорогу какой-то предмет и, подпрыгнув, скатился в кювет. Брызнул запахом взрывчатки гранатный разрыв.

В слепой ярости Марсель продолжал преследовать удиравших охранников. Один из них, пожилой и тучный, по всей видимости поняв, что его догоняют, повернул навстречу, и двое сошлись лицом к лицу.

Первым успевал выстрелить Марсель Сози — если бы у него оставался хоть один патрон. Услышав холостой щелчок пистолета, охранник обстоятельно прицелился из винтовки…

Стрелка и мишень разделяли считанные метры. С такого расстояния промах был исключен.

Раздался выстрел и… охранник выронил винтовку. Садофий Арефин подоспел вовремя. Было у него такое бесценное качество — поспевать ко времени в бою.

За Садофием подошел и я. Подсумки с патронами и винтовка убитого охранника достались Марселю.

Черное небо над Барсуками кусали языки пламени.

К пожарищу мы возвращались втроем. Огонь магнитно притягивал к себе людей, возле него собрались партизаны, подходили местные жители.

Ближе всех к огню стоял высокий старик в расстегнутом полушубке, наверное, погорелец. Поглаживая бороду, он без волнения, даже скорее с каким-то удовлетворением наблюдал за сумасшедшей пляской пламени. Меня поразило настроение этого человека — он улыбался.

Я знаю, что такое для крестьянина своя хата, и потому спросил старика, чему он радуется на пожарище своего дома?

— Германца побили, тому и радуюсь. Ну а хата? Построим новую — я или сын, как возвернется с войны.

Подошел Тарунов, сдержанно поинтересовался:

— Отчего пожар?

— Я подпалил, — просто ответил старик. — Тяжко вам от германцев на свету приходилось, а у меня сын в армии, старуха померла — в самый раз вам подмогнуть. Плеснул в хату, под крышу керосином, зажег лучину… Солома и дерево сухие, горят на ветру, как порох: враз посветлело в округе — я так разумею, и вам на душе посветлело. Как пламя силу набрало, германцы забегали, загыркотали — припекло, значит, — да из деревни на крупных рысях заспешили, а тут вы приспели, как раз в аккурат…

Тарунов трижды поцеловал в бороду погорельца.