Вен. Андреев - Партизанские встречи

— А вот так, — показал Иван на «тол» и «шнуры», — так можно сразу… Ну сколько хочешь рельсов взорвать, и дороге крышка. Ого, сколько будут возиться с ремонтом-то. Понимаете?

— Нет, Кузьмич, ничего не понимаю, — откровенно признался я.

— Ну это совсем просто, — горячился Кузьмич. Он взял один из прутьев и прочертил на вытоптанном пятачке земли две параллельные линии. — Вот рельсы. Понятно? Вот стыки. Так? — продолжал показывать он прутом. — К стыкам, обязательно к стыкам, — подчеркнул Кузьмич, — надо класть тол. В тол, в дырочки эти, вставлять взрыватель с фитилем, а потом поджигать. А пока фитиль до взрывателя догорит, подрывники-то уже во-он где будут. Ни одного даже и не поцарапает. Знаете сколько рельсов можно взорвать… Ну?

— Вот теперь понятно, — ободрил я Кузьмича, продолжая смотреть на его «изобретение» как на милую забаву. Однако Ивану удалось всё же заставить меня задуматься. В затее его действительно было что-то заманчивое. А Кузьмич продолжал:

— Объяснять это трудно и долго, я не умею объяснять… Давайте попробуем…

И мы попробовали. Через несколько минут мы из сухих палок «построили» железную дорогу. Лежали «шпалы», на них мы укрепили «рельсы», резко обозначили стыки. С обоих концов дороги были воздвигнуты «станции». Затруднение было лишь в том, что, по замыслу Кузьмича, в «операции» должны принимать участие не менее трех человек, а нас только двое. Тогда Кузьмич решил совмещать две должности. Он ловко прикладывал к стыкам «рельс» «толовые» шашки и устанавливал взрыватель со шнуром, а я еле успевал бежать за ним с факелом и поджигал пучки ваты. Они ярко вспыхивали, затем начинали медленно тлеть, и по зеленой траве змейками ползли струйки дыма.

Иван видел, что тружусь я искренно, усердно, и он спрашивал:

— Ну, как?

— Здорово, Иван Кузьмич, — говорил я, и для полноты картины кричал: «Бух, бух, трах-трах» — и расшвыривал во все стороны «рельсы».

Как выяснилось, Иван Кузьмич уже две недели проверял свой метод, ежедневно тренируясь на поляне. Он вдоволь наигрался, понял, что его изобретение может пригодиться партизанам, но никому не говорил, боясь того, что и это уже известно людям.

Так Иван Кузьмич положил начало поточному способу диверсий на неохраняемых участках вражеских коммуникаций, который давал блестящий результат. Уже спустя две недели мы «играли» способом Ивана Кузьмича на значительном участке настоящей железной дороги и перебили сотни рельсов.

Дитя войны! Спустя шесть лет я вновь встретился с ним. Но теперь передо мной стоял не двенадцатилетний щуплый мальчик с огромной немецкой винтовкой, а восемнадцатилетний приземистый парень с обозначившимися усиками и белым вьющимся пушком на подбородке, одетый в опрятное обмундирование ремесленного училища.

Жаркий весенний день. Только в лесу уже не строчили пулеметы, а стучали топоры лесорубов, звенели пилы строителей. Высоко в голубом небе пел жаворонок, а вокруг раскинулись мирные зеленые поля хлебов, сады и виноградники на склонах.

— Иван Кузьмич! — говорил я, со всей силой сжимая от радости и потрясая могучую руку парня.

— Нет, Ванюша, — подчеркнуто ответил молодой человек. — Ванюша теперь меня зовут, — повторил он взволнованно.

Широкую грудь парня украшали орден Ленина, партизанская медаль и комсомольский значок. Я любовался моим другом, осматривал его с ног до головы, не находя слов. Я почему-то вспомнил наш разговор о Павке Корчагине и, улыбнувшись, спросил:

— Ну, а как Павел Корчагин?

Он понял меня, тоже улыбнулся и ответил:

— Павка! Хорошая книга!

Нас обступили друзья и знакомые. Оркестр заиграл «Молдованеску». Девушки потянули Ванюшу в круг. Начинался хоровод.

— Ну, а планы какие, что придумал нового, Ванюша? — спросил я.

— Паровозы буду строить! Надумал стать инженером.

Мы — я и двое радистов — шли на Житомирщину, где должны были выполнять специальное задание командования. Шли медленно, большей частью по ночам. В сёла заходили редко, только в случае крайней необходимости. Кругом был враг.

Полтавщина встретила нас дождями. Похолодало, дороги испортились, слякоть, грязь до колен.

Решили зайти в деревню, которая, по свидетельству полевой карты, называлась Локоть. Она стояла на крутом берегу узкой, но довольно глубокой речушки. Брода мы не нашли, лезть в воду в одежде не решались, хотя давно уже промокли с головы до ног. Раздеться и плыть тоже задумаешься — неизвестно, что ожидает там, за рекой. «Близок локоть, да не укусишь», — пошутил один из радистов.

Надвигались сумерки, дождь не переставал. Мы осматривались по сторонам, не отыщется ли копна сена, чтобы залезть в неё и погреться. Но, как на зло, ничего вокруг, кроме желтой осенней осоки да голых кустарников.

Неожиданно послышался приглушенный оклик:

— Товарищи!

Невдалеке кто-то стоял и манил нас рукой. Радисты вскинули пистолеты, а я пошел на оклик. Передо мной был мальчик лет тринадцати — мокрый, посиневший, точно он вынырнул из воды.

— Ты кто и откуда взялся? — спросил я его.

— Кладки послали показать. Я — Володька, — ответил он бойко.

— Кто же тебя послал?

— Дядько мой, Федько. «Володька, говорит, чуешь? За рекой наши идут. Ступай покажи им кладки».

— Как же это он узнал, что мы ваши?

— Он на вас в бинокль смотрел. Он — бригадир колхоза. Сам тыждень як до дому вернулся. Скот гонял, да в какое-то окружение попали… Ну, ходимте скорее к кладкам, а то темно будет, — поторопил он нас.

Володька оказался юрким словоохотливым пареньком. Мы пошли за ним. Думаю, что нас расположил его слишком детский вид. Без шапки, в изодранном, не по его росту ватнике, он волочил по грязи большущие башмаки, почти не поднимая ног. По тому, как он говорил, можно было догадаться, что подбородок у него трясся и зубы стучали от холода.

— Где же твой дядька бинокль взял? — спросил я, заинтересованный таинственным дядькой.

— У меня. Я ему и револьвер дал и еще газету… Такую газету!..

— Да ты что же, выходит, вроде начальником боепитания у своего дядьки служишь?

— Что? — не поняв военной терминологии, ответил Володька. — Тут всего достать можно, была бы охота. И у меня револьвер есть с патронами, — признался он.

Я легонько дернул парнишку за мокрое ухо:

— Зачем же ты об этом рассказываешь кому попало?

— А вы не кто попало, вы — командиры. Я за вами подсматривал. Хоть дядька и сказал, что вы наши, а я и сам проверял вас. Я даже слышал, как вы разговаривали про немцев. А так я вам и носа своего не показал бы, не то что кладки.