Александр Колотило - Афганистан идет за нами вслед

Днем заходил «особист» Славик. Прилетел из Шинданта. Сказал, что Сашку Лозинского представляют к Герою Советского Союза. Я в восторге — вот это да! Правильно, надо давать и Героев. Сашка из рейдов не вылазит. А Джелалабад, Чоукай?.. Я до сих пор во сне вижу ту машину… После Чоукая Лозинского ранили. Я ждал в медсанбате, пока его оперировали. На кого был похож тогда Сашка… Потом Лозинский вспоминал с юмором. Лежит он в полубреду, раненный несколькими осколками в голову, в руку и в ногу, и время от времени теряет сознание. Кто-то бреет слипшиеся от крови волосы. «Да больно же, — опять приходит в себя Лозинский, — что вы тупым-то лезвием скребете… Подождите, я матери напишу, она мне из Союза пришлет… Только не дерите так, за живое…»

«Да на вас лезвий не напасешься, — слышит Сашка чей-то голос. — Ты говори, говори, ругайся, но только говори…»

Подходит женщина с медицинской картой, начинает ее заполнять. Записывает что-то вроде анкетных данных. «Пункт номер… — плывет где-то в стороне ее голос. — Вы сознание не теряли?»

«Какое сознание?.. Причем тут пункт… Ах, да, населеный пункт… Кишлак… Как его название?.. Забыл, совсем забыл… Это там из-за дувала вылетело что-то вертящееся и темное… Да-да, потом вспышка, и словно тысячи игл в голову… Черт, но как больно!.. Что же вы так измываетесь, осторожнее…» — хочет сказать Сашка и куда-то проваливается, проваливается… В ушах, словно забитых ватой, угасает чей-то голос: «Ушел… Опять ушел…» И Лозинский в самом деле теряет со-знание… Он уже на операционном столе, хирург извлекает осколки, а Сашке все кажется, что его бреют и бреют тупым лезвием…

Много дел за ротой Лозинского. По заслугам. Рад за друга от всей души.

12 ноября 1980 г.

После обеда объявили, что будет построение. В целях соблюдения «секретности» никому не сказали о его причине. Собрали всех, посадили в машины и погнали в резиденцию. Еле отпросил Терентьева. Пусть работает. Опять он не успел выполнить свою задачу.

Приехали в афганский полк. Проверяли наличие людей. Все было проведено чисто формально. Встретил товарищей из второго батальона. Поделились новостями. Зашли в магазин для солдат-афганцев. Не поймешь: то ли буфет это, то ли дукан, а скорее всего чайхана. Убого. Один из солдат подходит ко мне и показывает на пистолет: «Чан афгани?» («Сколько стоит?»). Жестикулируя паль-цами, предлагает сумму. Сначала оторопел: это мне, советскому офицеру-десантнику?!. Да я душу вытрясу!.. Но потом опомнился, сдержался. «Шурави не покупает и не продает. Он имеет понятие о чести и воинском долге», — это я объяснил солдату тоже на пальцах… с использованием местного диалекта.

Когда вышли, майор, сопровождавший меня, говорит: «Нас предупредили на такие моменты не обращать внимания. Что поделаешь — сброд».

Подошли к машине. Начопер выругался: «Надо идти быстрее». Я ответил: время, отведенное для проверки, не кончилось. А если что-то изменилось — нужно предупреждать. Гнусноватый мужичишко. Мелочный, маленький, согнутый. А когда выйдет из палатки в спортивных штанах на своих тощих кривых ножках — ни дать ни взять — помойный кот. Пару раз я с ним сцепился не так давно. Вот он и пытается то тут, то там уколоть. Благо, с остальными полковниками в штабе у меня добрые отношения. Они в обиду зря не дадут.

По городу ехали, когда совсем смерклось. Чужие дома, чужие нравы, чужое одеяние у людей. Да и сами они не такие, как мы. Все опостылело. Непонятно одно — какая связь между двумя словами: «русские» и «Афганистан»? «Думал ли ты, крестьянский парень», что занесет бог весть куда?..

На улицах, чуть стемнело, женщин нет. Одни мужчины и дети. Днем в Кабуле заметил, что наступила золотая осень. А ночью уже было не до лирического настроения. К тому же в это время, как говорят, все кошки серы…

Приходил прощаться Володя Перов. Увольняется в запас. Десантировались вместе на Неман. Какие теплые, прекрасные ученья! А люди в Гродненской области!..

Почты не было — самолет сел поздно.

13 ноября 1980 г.

Сегодня день, на удивление, богат неприятными событиями. И впрямь недобрым словом помянешь «чертову дюжину». Сообщили, что в Джелалабаде погиб Саня Старогородский. Третий из нашего выпуска. Кто следующий?..

Говорят, нелепая смерть. А есть ли она на войне? — Нелепая?.. Если кто-то выпустил пулю или снаряд, кто-то установил мину, то не может быть шальной пули или случайной мины. Их ведь только для того и выстреливали или устанавливали, чтобы кого-то убить. Даже несчастный случай на войне не является таковым. Тысячи людей собрали вместе, измордовали морально и физически и кто-то когда-нибудь неизбежно совершит ошибку. «На войне как на войне»…

Вечером стал заливать в печку соляр — уронил в бачок фильтр. Пришлось отправиться на поиски проволоки. Не нашел ничего, кроме куска колючей. С трудом освободил ее от «ежиков». Согнул и давай ловить фильтр. Удалось со второго захода.

Отравился на обеде. Подташнивает.

Пошли в баню. Воды долго не было. «Голосовали» около часа в палатке, обозначающей предбанник. Только начали мыться — вода кончилась. Все изруга-лись.

Пришел к себе. Взялся подшивать воротничок — погас свет. Сидел в темноте полчаса. Кстати, лампочка опять помигала и сошла на нет. Понес письмо на ФПС, а прапорщик уже уехал. Еще одно невезение. Вопрос: какие неприятности впереди?

Еду на ночную проверку с Кожановым, а он «усугубился». И где только «прапора» достают? Олега, когда выпьет, всегда тянет на подвиги. Поживем, в общем, увидим.

Два раза приходили письма. Мне не было — опять неприятность, хорошо бы, если бы она была последней.

14 ноября 1980 г.

Пропал часовой. Я обошел вокруг палатки, но солдата нигде не оказалось. Дело было за полночь. Я возвращался с проверки караулов. Последний пост был здесь, у морга. В инженерно-саперном батальоне.

Разыскивая часового, вошел в палатку. Я здесь уже был однажды, когда привезли Рябинина. Сережка погиб нелепо. Убит своими же. Воевал под Джелалабадом. Участвовал в той операции, когда батальон попал в окружение. Получил орден Красной Звезды. А через несколько месяцев бес попутал — решил с одним лейтенантом и прапорщиком «толкнуть» афганцам трофейную радиостанцию. Об этом прознали «каскадовцы» — «эмвэдэшники» по-просту. Они подъехали к месту предстоящей сделки, чтобы взять с поличным. Сережка Рябинин — старший лейтенант, и молодой взводный бросились бежать. Те и полоснули из автомата. Лейтенанта ранили, а Рябинина наповал. Только прапорщик оказался целым и невредимым. Он остался стоять на месте: ему терят было нечего.

Я пришел в морг со старшим лейтенантом Саней Старогородским, чтобы попрощаться с товарищем. Вместе начинали лейтенантскую службу в дивизии. Сокрушались: «Сережка, Сережка… Да как это ты… За храбрость получил орден, а тут… Как додумался, как мог…»