Павел Кодочигов - На той войне

— Кто тэпэрь лэтать будэт? Кто, я спрашиваю? Ты? Ты? Ты? — кричал летчик, пока пистолет не уперся в грудь пробившегося к парашютисту Семена Переверзева.

— Летать не могу, а лечить — пожалуйста, — не сдержал улыбки фельдшер — уж больно понравился ему разгневанный летчик.

— Мэдицина! — обрадовался тот, разглядев эмблемы на петлицах гимнастерки. — Мэдицина, посмотри, что они со мной сдэлали. Смотри и лэчи, дорогой! Мне лэтать надо и бить их вот так! — летчик ткнул пистолетом в небо.

Ругая «безмозглую пехтуру», он все время следил за небом, а там выстроилась в круг новая партия бомбардировщиков, в него откуда-то врезалась «Чайка», дала несколько коротких очередей, и один из самолетов задымил, накренился и пошел к земле. Истребитель на какое-то время пропал из виду и теперь нацеливался на круг сверху. Второй бомбардировщик взорвался, не долетев до земли. Это произвело впечатление не только на пехоту — она кричала «ура!» и бросала в воздух пилотки — но и на немцев. Вражеские самолеты спешно разворачивались и уходили от города. «Ястребок» вышел из пике почти у самой земли и ушел на восток на бреющем.

— Вот так надо драться! Вот так! — кричал летчик. Глаза его горели, он был самым счастливым человеком на земле. — Вы видэли? Видэли? — он неловко повернулся, охнул и вспомнил о Переверзеве. — Давай пэрэвязы-вай, дорогой. Укольчик у тэбя есть чэм поставить? И в госпиталь мэня скорэе. Мне лэтать надо, понимаэшь? Обругал он воюющих на земле, но настроения не испортил. Два сбитых самолета — многие первый раз видели такое — всех взбудоражили, и сам хулитель хорош был в гневе и ругался от души.

6

В деревне Подгощи, что в пяти километрах от районного центра Шимска, в многодетной семье Ивана Васильевича и Марии Федоровны Дроздовых старшей была дочь Татьяна, Танька, как ее называли даже младшие за небывалую подвижность и непоседливость. Отец радовался этому, но не раз и говаривал: «Ты, Танька, как пружина заведенная. Того и гляди раскрутишься, знать бы только, в какую сторону». Ее и правда иногда заносило. Совсем девчонкой на финскую засобиралась, на курсы РОККа — Российского Общества Красного Креста — поступила. Училась усердно и по великому хотению, но за неделю до окончания курсов та война закончилась. Новая же взяла в оборот быстро. Таню вместе с другими комсомолками направили копать противотанковые рвы. Таня понимала, что рвы необходимы, мозоли на руках набить не боялась и спать в тех же рвах ей комары не мешали, а вот самолеты настроение портили. Побегай-ка от них до леса и обратно. Однажды, когда они на бреющем «стричь» начали, девчата так далеко в лес убежали, что еле из него выбрались и направили свои стопы в Шимск.

К этому времени на коммутаторе в Шимске, где работала Таня Дроздова, уже дежурили военные. Она осталась без дела и вернулась в Подгощи.

Деревенский фельдшер Степанов прибежал к Дроздовым рано утром и позвал Таню. На улице рассказал, что в медпункт доставили раненых красноармейцев и командиров.

— Много привезли. Одному не управиться, так что беги за подружками по курсам, собирай всех, — частил всегда степенный и медлительный Иван Данилович.

Таня тут же и припустила. За двоюродной сестрой Зиной забежала, за Верой Богатыревой, Дусю Лобову по пути перехватила и привела в просторный, бывший когда-то купеческим, дом медпункта. Раненых там пруд пруди и дым до потолка. Два дня как белки прокрутились, а на третий в Подгощи прибыл головной отряд медсанбата, и девчата поступили в распоряжение Кати Мариничевой. Мариничева была чуть повыше маленькой Тани и, пожалуй, не старше ее, но военная форма, кубики в петлицах и еще что-то неуловимое вызывали уважение. Своенравная Таня все приказания выслушивала внимательно, согласно кивала головой и без промедления выполняла.

Еще два дня прошло, и Таня заявила домашним, что уезжает с медсанбатом.

— С кем? С кем?

— С медсанбатом танкистским.

— А тебя кем берут?

— Санитаркой.

Мать заголосила — никуда не отпущу, чего еще надумала, — но Таня настояла на своем.

Машины вышли из Подгощ ночью и скоро влились в поток отходящих на Старую Руссу. Обычно тихая эта дорога, изредка грузовик пробежит да повозка протащится, была забита до отказа. Казалось, вышел из берегов Ильмень и бурлит, клокочет, захватывая все больше пространства. Синие лучики фар метались по спинам и затылкам, натыкались на белые узлы, скользили по потным спинам коров и лошадей, тщетно отыскивая свободное местечко и, не найдя, подчинялись установленному медленному ритму движения. Ритм иногда сбивался из-за возникающих пробок, но они рассасывались, и живой поток снова неудержимо тек в заданном направлении.

Старую Руссу миновали утром и повернули на Парфино. Здесь, когда показалась река Ловать, взмолились даже мужчины:

— Помыться бы, гимнастерки выстирать.

— На речке Поле привал устроим, — пообещал Куропатенко и сдержал слово.

Что за наслаждение после бесконечных кочевий, после удушливой и пыльной ночи бултыхнуться в прохладную воду, намылить голову и раз, и другой, и третий, промыть как следует в проточной воде, стирать и полоскать гимнастерки, пока на них не останется ни одного пятнышка, а потом разложить выстиранное на траве, и снова в воду. Уж и поплескались, и побрызгались, и повизжали — отвели истосковавшуюся по прохладе душеньку.

Таня и Зина Дроздовы тоже ополоснулись, но сразу же вышли на берег и сидели там тихие и печальные — только из-под родной кровли выпорхнули, и что там делается, неизвестно. Может, уже заняли немцы деревню, может, уже никого из родных и в живых нет. И Вера Богатырева с Дусей Лобовой где-то потерялись. Ехали на последней машине, она отстала во время обстрела и до сих пор не догнала санбат.

* * *

Медсанбат отвели далеко за Новгород под деревню Зайцеве, а передовой отряд спешил в город, который вместе с остатками 28-й танковой дивизии в пешем строю обороняли и воины 3-й танковой.

Катя видела, как горели Порхов, Сольцы, десятки деревень и хлебные поля. Зловещие отсветы от бесчисленных пожарищ сопровождали медсанбат на всем пути отступления. Горел и Новгород. Всюду, насколько охватывал глаз, поднимались к небу черные клубы дыма. Навстречу тек поток беженцев. Они часто останавливались и оглядывались, словно раздумывая, не рано ли покинули город и не лучше ли вернуться? И Катя так думала и рассчитывала, что машина пойдет куда-нибудь на западную окраину Новгорода или за нее, поближе к передовым позициям, а грузовичок остановился у небольшого дома в Никольской Слободе Торговой части города.

Головчинер был доволен:

— Вот здесь поработаем наконец-то по-настоящему. Раненые будут «свеженькими» поступать, таких спасать можно, и для эвакуации дорога подходящая.