Георгий Косарев - Сердце прощает

Офицер, в темном мундире, в галстуке, прохаживался около стола.Усатый сидел на стуле возле стены. Горбунова посадили на табурет посредикомнаты.

— Ну, что вы скажете нам о себе? — спросил офицер. — Кто вы такой?

Помолчав и собравшись с силами, Горбунов ответил:

— Я русский, гражданин Советского Союза...

— Вот как! — произнес, останавливаясь, офицер. — А где же этот вашСоветский Союз? Нет его. Помните, как вы пели: «и врагу никогда не гулятьпо республикам нашим». Я точно процитировал?

Горбунов промолчал.

— Ах, вы, наверно, не знаете этой популярной советской песни?! — Вголосе следователя слышалась легкая издевка. Он опустился на стул,заглянул в какую-то бумагу, лицо его сразу стало жестким. — Так, так, —произнес он, щелкнул зажигалкой, закурил.

— Пока вы во хмелю, у вас все в розовых красках, но неизвестно, какоееще будет похмелье... Поживем — увидим, — словно между прочим, заметилГорбунов.

— Вы собираетесь жить?! Ха-ха-ха... Это просто забавно. Русские менявсегда чем-то удивляют! Есть у них какой-то эдакий странный азарт. —Офицер сделал несколько размашистых шагов возле стола и спокойноспросил: — Ваша фамилия?

— Горбунов.

— Место рождения?

— Россия.

— Конкретнее...

— Этим все уже сказано.

Офицер снова заглянул в лежавшую перед ним бумагу.

— Когда и кем призван в партизаны? — спросил он, переходя внезапно на«ты».

— Меня никто не призывал, — сказал Горбунов и добавил: — Как и всехнаших партизан.

— Значит, по личной воле, то есть сознательно, занес руку на новыйпорядок, пошел против великого германского народа?

Горбунов подумал, что ему, в сущности, нечего больше терять, иответил откровенно:

— Я никогда не выступал против вашего народа и даже восхищалсямногими вашими соотечественниками.

— Вот как?! — вскинул брови офицер.

— Да, но я ненавижу вас, фашистов, — продолжал Горбунов. — Начиная отфюрера и кончая последним оккупантом. Вы все — изверги и убийцы, выпалачи.

Офицер слушал Горбунова, не перебивая. Однако его взгляд, как итогда, в камере, стал колючим.

— Ну что же, ты только облегчил нашу задачу, — сказал он, когдаГорбунов умолк. — Как видно, ты не просто партизан, ты убежденныйбольшевик, фанатик и, следовательно, политрук или комиссар. Тем больше мыи спросим с тебя... Итак, к кому и с какой задачей ты направлялся в село?

— На такие вопросы я отвечать не буду.

— Не будешь?.. — следователь зло усмехнулся. — Но ведь мы умеемразвязывать языки. Не веришь?.. Покажите ему для начала детскую игру, —повернулся он к усатому.

Тот вскочил на ноги и щелкнул каблуками.

— Яволь!

«Детская игра» заключалась в том, что Горбунова вывели в соседнююкомнату, наполненную какими-то «гимнастическими» снарядами, привязали егок лавке и нанесли двадцать ударов плетью по обнаженной спине. Горбуновгрыз воротник своей куртки, чтобы не кричать, а потом потерял сознание.

Прошли сутки, Горбунова снова доставили в кабинет следователя. Наэтот раз офицер сухо и грубо задавал ему вопросы, стараясь выяснить, кудаГорбунов шел и откуда, каково местоположение отряда, его вооружение,состав, пункт связи, фамилии командиров. Горбунов упорно молчал. «Всеравно я умру, — думал он, — что делать! Наши придут, отомстят за меня... Япринял партизанскую присягу и не нарушу ее».

Не получив нужных сведений, следователь выходил из себя, кричал,Горбунова стали бить прямо в кабинете, не утруждая себя доставкойподследственного в комнату пыток.

Горбунов с каждым днем слабел, но на все вопросы гестаповскогоофицера отвечал по-прежнему молчанием. Усатый палач предлагал подвеситьего за руки к потолку, однако следователь опасался того, что Горбуновиз-за полученных им пулевых ранений может скончаться прежде, чем из негоудастся выудить хоть какие-нибудь факты.

— Сегодня мы будем делать тебе маникюр! — объявил офицер, когдаГорбунова привели к нему на очередной допрос.

Горбунову запустили под ноготь пальца здоровой руки иглу. Не выдержавогненной боли, пронзившей, казалось, все его измученное тело, он рванулсяи закричал:

— Пустите!..

Офицер немедленно, в какой-то слепой надежде спросил снова:

— Говори, где базируется твой отряд? Сколько вас?

— Нас много, — еле слышно сказал Горбунов. — Всех не сосчитаешь... неперебьешь!

Офицер большими нервными шагами подошел к нему и остервенело ударилпо щеке. Вслед за тем к Горбунову подкатил усатый и сказалпритворно-заискивающе:

— Дурья твоя башка, неужто так трудно сказать, где твой отряд,сколько в нем партизан, кто ваш голова, к кому ты шел?

— Уйди, продажная шкура, — прохрипел Горбунов. — Нет в тебе нисовести, ни чести...

— Продолжить маникюр! — приказал офицер и, отойдя к столу, закурил.

Прошло несколько дней. Полуживой Горбунов неподвижно лежал на грязномполу камеры. Перед его мысленным взором точно в полусне мелькали картиныпрошлого: родной дом, дорогие лица матери, отца... «Всю жизнь теперь будутждать они меня и не дождутся, и только смерть одна избавит их от этихтяжелых надежд», — подумал Горбунов... Вспомнились друзья, товарищи,ласковый взгляд милой девушки, слышался ее нежный голос. Валя в еговоображении стояла словно живая — простодушная, с простым лицом, с яснымиголубыми глазами. «Что с ней?» На допросах о ней ни слова, как будто и небыло такой в жизни. «Неужели погибла?» Он раздумывал, а тем временем дверькамеры распахнулась, и появившийся на пороге тюремщик стал выкликать посписку людей. Так повторялось каждое утро, и Горбунов знал, кого вызывалииз камеры, те больше в нее не возвращались.

— Иванихин, Рогаль, Панченко, Самойлов...

Последним назвали его. «Ну, вот и все!» — пронеслось в сознании.

Во дворе тюрьмы всех построили в колонну. И вдруг перед глазамиГорбунова промелькнуло знакомое лицо. «Валя!» — чуть было не крикнул он ипротиснулся в ее сторону. Колонна тронулась. Куда? Зачем?

— Не показывай вида, что знаешь меня... — глухо проговорила Валя.

«Значит, тоже не добились от нее никаких признаний», — с гордостьюподумал Горбунов и, преодолевая боль в ноге, заковылял рядом с ней.

Остановились невдалеке от поселка. Путь преградила мусорная свалка исвежевырытый ров с желтыми отвалами глины.

Раздалась резкая немецкая команда. Обреченных сбили в кучу, каждомузаломили за спину руки и связали их. Затем охранники за шиворот, как собакза ошейник, хватали мужчин, подводили на край рва, сгибали и в упорстреляли в затылок. Одним из последних взяли Горбунова. Он бросилпрощальный взгляд на одиноко стоящую под охраной конвоира Валю, и,подталкиваемый в спину дюжим эсэсовцем, оказался перед рвом. Он закрылглаза и глубоко вдохнул холодный осенний воздух, как будто желая навечноприхватить его с собой. «Быстрее, быстрее», — мысленно подгонял он своегоубийцу, и вдруг над самым ухом услышал знакомый вкрадчивый голосследователя: