Георгий Косарев - Сердце прощает

— Даю одну минуту на размышление. Скажи, где базируется отряд, к комуты шел на связь... Одно слово, и ты спасен. Будешь жить.

— Стреляй! — крикнул Горбунов.

— Э-э, нет! Ты, комиссар, так легко не умрешь! — произнес офицер,что-то отрывисто скомандовал по-немецки, и Горбунова оттащили прочь отрва...

Через час он был снова в тюрьме. Следователь предложил ему сигарету,а потом заговорил спокойным и даже как будто уважительным тоном:

— Вы оригинальный человек. Я прекрасно вас понимаю и, как офицер,ценю ваше мужество. Похвален ваш патриотизм, ваша верность присяге... Ивсе-таки, все-таки вам не хватает масштабного мышления.

— Я знаю, чего мне не хватает, — ответил Горбунов.

— Ну вот, опять русский гонор, горячность... но к чему? Во имя чего?Армия ваша тает, как свеча. Мы вышли на Волгу, к Сталинграду. К тому же унас зарезервированы армии наших союзников — Японии, Турции... Вашегосударство фактически распалось. Советская Россия потерпела крах.

— Эти сказки мы слышали не раз, — устало сказал Горбунов. —Приберегите их для простачков.

— Вы не верите! — Следователь как будто укоризненно покачалголовой. — Однако у меня имеются неопровержимые доказательства. Прочтитевашу «Правду». Вот. — Он взял газету и положил на край стола. — Здесьговорится, что даже за Волгой для нас нет больше места... В то же время внашем тылу начала формироваться русская освободительная армия, и вы сосвоими способностями могли бы быть полезны ей. Так из врагов мыпревратились бы в союзников...

— В этом-то и есть суть вашей масштабности? — не без усмешки произнесГорбунов. — Я и вы — это несовместимо. История отвела вам, фашистам,позорное место...

— Молчать! — Следователь встал из-за стола. — Я давал тебе прекрасныйшанс не только сохранить свою жизнь, но и сделать карьеру. Ты не внялголосу разума... Вот мое последнее слово: в твоем распоряжении час; черезчас, ровно в... — он взглянул на свои наручные часы, — в четыре вечера тыотречешься от своих большевистских взглядов и будешь сотрудничать с намиили же... — офицер поспешно закурил, глубоко затянулся сигаретным дымом, —ты умрешь такой смертью, что перед кончиной будешь проклинать своихродителей, давших тебе жизнь. Увести его! — снова сорвавшись на крик,приказал он конвоирам...

И час прошел. Всю молодую жизнь свою, день за днем, как бы зановопрожил в душе своей Горбунов. Ему не в чем было упрекнуть себя, ни одинпоступок не вызывал в сердце горечи раскаяния. Больше всего вспоминалсяфронт, поединок с танком врага, окружение, скитание по лесам, партизанскийотряд, Валя... Что с ней? Ее не расстреляли. Неужели возили туда дляустрашения? Может быть, ей удалось ввести в заблуждение фашистов? Вовсяком случае, очную ставку ему с ней не устраивали, видимо, Валя сумеладоказать, что в поле оказалась случайно... А письмо, спрятанное, у нее ненашли.

С мыслями о Вале Горбунова вывели из камеры в тюремный двор. Офицерспросил: ну, как надумал? Горбунов ничего не ответил. Тогда тут же емускрутили веревкой руки, затолкнули в низкий черный фургон и повезли. Скорозаскрипели тормоза, машина остановилась.

Горбунова подвели к свежевырытой могиле. Кругом простирался поросшийбурьяном пустырь. Начинало темнеть.

— Лос! Шнель! — скомандовал старший охранник. Он, похоже, оченьторопился.

Горбунова ударили прикладом винтовки в спину, столкнули в яму.

— Гады! — выпалил он, с трудом поднимаясь на ноги. — Стреляйте!..

Но выстрелов не последовало. Вместо них на него обрушились крупныекомья земли.

— Что вы делаете?! — внутренне холодея, закричал он.

А охранники в три лопаты деловито сыпали на него все новый грузземли... Пыль ударила ему в лицо и запорошила глаза. Он изо всей силыдернул руки в надежде освободить их, но веревка только глубже врезалась вего тело. А земля все сыпалась и сыпалась. Вместе с ней на его голову упалтяжелый острый камень. Перед затуманенным взором Горбунова все поплыло,закружилось...

...Охранники утрамбовали землю, потом выкурили по сигарете и, сев вмашину, тронулись в обратный путь.

Глава девятнадцатая

После разгрома карательного отряда майора Бломберга Виктор Хромовнеожиданно для себя был переведен в специальное подразделение подрывников.И вот уже позади осталась короткая стажировка. Вместе со своим старымтоварищем, Борисом Простудиным, он осторожно шагал по глухой незнакомойему лесной дороге.

...Сентябрьская ночь была теплой и безветренной. Ни одним листкомсвоим не шевелились травы и кустарники. Все вокруг, казалось, замерло вмолчаливом томительном напряжении. И только временами журчаниепопадавшихся на пути небольших речушек нарушало ночное безмолвие.

К исходу ночи Виктор и Борис, миновав почти тридцатикилометровыйпуть, вышли к деревне Васильки. Здесь им предстояла встреча с ИльейБугровым. Бугров по заданию партизан вошел в доверие к немцам и былназначен на должность старосты деревни. Однако долго удержаться «у власти»он не смог и вскоре, как ничем не проявивший себя, был отстранен от этойдолжности. И все же он пользовался пока некоторым доверием немцев, и этодля подпольного райкома было своего рода дверцей в логово врага.

Друзья подошли к усадьбе Бугрова и осмотрелись вокруг. Затемпробрались в сарай и, укрывшись там, стали в щель наблюдать за улицей.

Утром, когда совсем рассвело, в сарай с переполохом влетела курица.За ней гналась худенькая девочка лет семи-восьми. Увидев незнакомых людей,она удивленно, но без тени страха уставилась на них и спокойно спросила:

— Вы к дедушке?

— А как зовут твоего дедушку? — поинтересовался Виктор.

Девочка, оттопырив свои розовые губки и вздернув плечиками, ответила:

— Дедушкой Ильей.

— Да, да, а мы и забыли, — продолжал Виктор. — Он у тебя такойбольшой, с черной бородой...

— Ага.

— А тебя-то как зовут? — спросил Борис.

— Катенькой.

— Так, так, Катенька, пойди разыщи дедушку и шепни ему на ушко, чтомы его ждем. Сделай так, чтобы никто об этом не знал. Поняла? — спросилВиктор.

Девочка кивнула и, будто привыкшая к подобным поручениям, не спешавышла.

Через полчаса появился и сам Бугров, широкий в плечах, одетый вполотняную косоворотку, туго перетянутую в поясе тонким ремешком. Услышавот гостей партизанский пароль, он приветливо поздоровался с ними,пригладил черные с проседью волосы и сказал приглушенным басом:

— Ну, мы с сыном давно готовы. Тошно смотреть на этих извергов.

После обсуждения предстоящей операции Илья Бугров привел своего сынаЛеонтия, по прозвищу Соловей, здоровенного молодого мужчину.

— Какой же он Соловей! — удивлялся Борис. — Черный, как ворон, асилищей, наверно, волу под стать.

Леонтий смутился и опустил глаза.