Юрий Левин - Схватка

С соседями тоже контакт наладили. Их сержант с бойцом свой провод подтянули и к телефону подключили. Сержант оказался связистом, показал что к чему — спасибо ему! — и велел постоянно держать трубку у уха, ну и с немчуры глаз не спускать, они ведь совсем близко, за гаражами, метров двести.

К телефону был приставлен Хафизов, человек с опытом, шутка ли, в сельсовете при телефоне дежурил! Ему и велел Усольцев ухом к трубке прилипнуть. Нечаеву приказано было только в немецкую сторону глазами целить — и никуда больше. Ну, а сам Усольцев за лопату взялся: надо же позицию благоустроить, в землю углубиться. Дождь, как назло, нещадно мочит одежду, да и на аппарат льет, словом, нужна ниша. Усольцев копал быстро, земля рыхлая, сыпучая — легко поддавалась.

В трубке зашипело. Хафизов насторожился, Емельяна дернул за плечо.

— Ну чего?

— Там шебуршат, — Хафизов указал на трубку и громко закричал: — Слушаю!.. Я — «Исток»! Кричи трубка сильно-сильно! Кого надо?

«Исток» — это позывной. Усольцев, когда узнал, что их станцию так назвали, даже не поверил: неужели «Исток»? Он ведь родился в Истоке, оттуда на войну ушел, там Степанидушка, и детишки там. И вот он снова в Истоке. Кто придумал такой позывной? Спасибо ему!

— Ты счастливый, — сказал Асхат. — Свой дом пришел...

Хафизов протянул трубку Усольцеву.

— «Исток», я «Север»! Ответьте «Десятому»... Усольцев никогда не видел «Десятого», но знал, что это начальник штаба полка. Сквозь скрип Емельян услышал вопрос: «Что у вас, доложите обстановку».

Усольцев доложил: немец притих, почти не шевелится, дождь под крышу загнал. А на вопрос «Десятого» о соседях ответил, что пока держатся крепко, и указал координаты их переднего края.

— Добро! — ответил «Десятый». — И вы держитесь...

«Мы-то что, — подумал Усольцев, отдавая трубку промокшему Хафизову, не подкачаем, пусть передок крепче упирается, а то коль он даст трещину, худо будет».

Не удержал-таки фашиста сосед. Так надавил немец, что передок действительно треснул, и в ту трещину клином врубились танки с черными крестами. А за танками пошла вражья пехота...

Усольцев кинулся к телефону, чтоб разузнать у соседа что да как, но в трубке было глухо.

— Провод видать, тово, елки-моталки, — раздосадовался Нечаев.

— И сосед, кажется, тоже «тово», — произнес Усольцев и, заметив бегущих слева немцев, бросил трубку и дал очередь из автомата. Огонь открыли Хафизов и Нечаев.

— Отступаем, ребята! — скомандовал Усольцев. — К берегу...

— Может, нам лучше в свою роту ползти? — высказался Нечаев. — Там вроде тихо... Она за балкой, у завода... Туды надо...

— Я сказал: к берегу! За мной!

У крутого обрыва, за которым начиналась приречная песчаная полоса, они остановились, но от земли не отрывались, как ползли — так распластавшись и лежали. Куда дальше подаваться? Пока никто из них этого не знал. Они лишь тяжело дышали.

Усольцев чуть приподнялся. Странная картина: слева трещит и рвется — бой не утихает, а справа, где рубеж держит его дивизия, сравнительно тихо. Правда, оттуда доносятся одиночные орудийные выстрелы — и только. Что бы это значило?

Ну что ж, Усольцев, хотя и не новичок на этой войне, но он все-таки рядовой, обыкновенный боец (правда, теперь уже старший на телефонной станции, а станция-то состоит всего лишь из одного аппарата и катушки), и ему не дано вот так сразу понять и разобраться в ситуации, которая происходила на его глазах. Это дело штабов. Однако и он что-то уловил: а не рубит ли немец нашу оборону на части? Вот даванул на соседа — аж к берегу придавил, потом спустится с обрыва к Волге и к его, Усольцева, дивизии подлезет с тыла...

Такая вот обстановка подсказала Усольцеву: остановись, тут твой рубеж, залезь поглубже в землю и в оба гляди: если вражина-фриц к Волге поползет, докладывай немедленно — у тебя же телефон имеется.

Так и поступили Усольцев и его бойцы. У самого волжского обрыва на прикол встали. Спустились с него и в этом же песчаном обрыве вырыли что-то наподобие землянки, хотя на землянку эта нора мало походила, но они сами ее так величали — «наша землянка». Заползли туда, провод подтянули, телефон в нишу приставили и доложили: мол, не пропал «Исток», жив. И снова в трубе голос «Десятого»:

— Доложите обстановку!

Доложили: локтевого соприкосновения с соседом не имеется, связи тоже нет, немец вышел к берегу, он на верхушке обрыва...

— А вы где? — спросил «Десятый».

— Под немцем...

«Десятый» не понял: как это под немцем? Усольцев пояснил: фрицы наверху обрыва, а «Исток» прямо под ним, метра на три ниже.

— Ну да! — поразился «Десятый». — Ну и как?

Что ответить «Десятому»? Сказать: не рай, сам должен понять, поэтому Усольцев произнес кратко:

— Жить можно!

— Молодцы! — похвалил «Десятый». — Ждите указаний.

Указания были предельно четкими: держаться на позиции до последнего, следить за берегом, о действиях немцев немедленно докладывать.

— Понятно? — спросил Усольцев своих друзей, когда довел до их сведения задачу.

— Ну, понятно, — без восторга произнес Нечаев. — А жить-то как?

— В смысле? — насторожился Усольцев.

— Только ангелы с неба не просят хлеба, — пословицей пояснил свою мысль Захар.

— Ах, ты вот о чем! Что у нас в наличии?

— Полбуханки хлеба и одна банка «тошноты».

— Какой «тошноты»?

— Ну тушенки.

— Не густо. Добудем харч. Ночь настанет — сообразим.

— Скорей бы ночь, — шепотом произнес Асхат. — Нужда есть...

— Понял тебя, Асхат, — сказал Усольцев. — Я тоже терплю... Ночь придет — вылезем на волю... Может, и умоемся...

Ночью в самом деле полегчало. Наверху, кажется, немцы угомонились — нет пальбы. Усольцев первым выполз на волю. Прижался к обрыву, задрал голову вверх, прислушался — там тишина. И облегчился...

— Асхат, выходи! — просунув голову в лаз, произнес Усольцев. — А ты, Захар, дуй в роту, к старшине. Провиант добывай... Только осторожно. Жмись к обрыву...

Хафизов, справив свое дело, отчего повеселел, решил и умыться. Волга ведь рядом, метров шестьдесят проползти — и вода.

Пополз. Сначала медленно, несмело. Потом прибавил скорость. Услышал плеск волны. Знакомый плеск! Он же волжанин. Все свои двадцать лет у Волги жил, Волгой кормился, каких сазанов таскал! Даже на рынок в Казань возил... Было такое. А вот теперь крадучись ползет к своей Волге. Кто бы мог подумать о такой нелепице...

— Шайтан проклятый! — вслух ругнулся Асхат и тут же к песку прилип: сверху ударил автомат.

— Назад! — Асхат услышал голос Усольцева и как рак попятился.

Не отведал волжской водицы Асхат, не умылся. Но повезло: не продырявил его немец, целым возвратился в землянку.

К утру, когда еще не успела рассеяться мгла, Усольцев, дежуривший у лаза, увидел того, кого ждал, — Захар притопал.