Андрей Марченко - Терракотовые дни

Бойко аккуратно принял ее себе в руки. Осмотрел внимательно. Со всех сторон.

— Можно согнуть?..

Ланге кивнул. Бойко так и сделал. Согнул жестоко, ногтями скользнул по сгибу. Провел купюрой по щеке, понюхал ее. Кивнул.

— Это подделка либо очень высокого класса… Либо вовсе не подделка.

— Вот именно. Эти деньги самые, что ни на есть настоящие. Как известно, советские деньги на базаре продолжают ходить, хоть и не по прежнему курсу. Поэтому, когда присылают парашютиста, у них не болит голова, где брать рейхсмарки — ему просто печатают фальшивые кредитные билеты. Выдают поддельные советские рубли. А если не хотят рисковать агентом — деньги только что из-под печатного пресса. Эта купюра была в ходу никак не больше трех дней. А скорей всего — еще меньше…

— К чему это вы все мне говорите.

Ланге задумался, но ненадолго.

— Это я к чему сказал… И когда в следующий раз вы поймаете кого-то на базаре с фальшивыми деньгами, то знать не будете — преступник это или, как вы выражаетесь, патриот. Все смешалось — и преступник, и подпольщик использует одни и те же методы. И что характерно — с одними и теми же итогами. Ну что, решили что-то для себя?

— Решил, — кивнул Бойко.

— Что именно?..

— Я больше фальшивомонетчиков не ловлю.

Ланге махнул на него рукой почти зло:

— Да ну вас…

У Бойко появился свой кабинет. Неплохая комната на втором этаже, окнами на улицу. Стол, два стула, два шкафа — платяной и для бумаг.

Правда, за окном шумела совсем иная улица, нежели за окнами кабинета Ланге.

Да и "шумела" — громко сказано. Улица Спартака была хоть и центральной, но совсем тихой. Что характерно — ее, вероятно, не переименовывали со времен основания. Для основателей города Спартак был античным героем. Большевики сочли Спартака борцом за права угнетенных, нацисты [21] Кажется, во всей книге у меня нет фашистов. Все дело в том, что немцы не были фашистами. Они были нацистами. Фашистами были итальянцы. А в чем же разница?.. Основополагающее отличье состоит в том, что фашизм не подразумевал расовых чисток. Скажем, известен случай, когда под Тобруком Роммель взял в плен еврейскую роту. Поступил приказ тихо всех изничтожить, но Роммель поступил с этим приказом так, как всегда делал с неугодными распоряжениями — просто проигнорировал и передал пленных итальянцам. По той же причине я избегал слова "русский" и вообще национальностей, кроме мест, где они совершенно необходимы. При всем переосмыслении событий тех времен глупо отрицать, что гитлеровская Германия и ее союзники воевали с общностью, которой самое называние "советский народ". — древним Арием.

На этой улице, в бывшем здании дома-музея видного революционера, товарища Миронова, немцы открыли Управу.

Долгое время в здании было только двое чиновников: бургомистром назначили профессора истории Аркадия Кирьякулова. Что касается Бойко, то тут подсуетился Ланге: узнав, что в Управе будет выделен пост начальника вспомогательной полиции, он вытребовал это место для Бойко.

С той поры он совмещал две должности — в комендатуре являлся помощником Ланге, в Управе якобы возглавлял вспомогательную полицию. Первым своим распоряжением Владимир назначил своим заместителем Зотова, который этой полицией и руководил.

Впрочем, какая-то польза от управы все же была. Худо-бедно заработал отдел народного образования, в санитарный отдел врачи полевого госпиталя стали передавать перевязочный материал и не слишком просроченные лекарства.

В самой управе Кирьякулов самоназначил себя главой иного отдела, почти по своему профилю: культуры и просвещения.

Почему-то немцы под просвещением понимали все больше пропаганду.

…Часто в здание привозили перевязанные шпагатом тюки с листовками и газетами, кои надо было распространить.

— Куда складывать? — спрашивал посыльный.

— Да чего уж там, давай сразу к печке, — отвечал Кирьякулов, — чего два раза перекладывать?

Агитматериал, в отличии скажем, от провианта, поступал регулярно. Распространялся он в тот год бесплатно, да и, по большому счету, даром никому не был нужен. Сбили стенд, на который стали наклеивать номера газет, к нему прибили ящик, где лежали листовки, прокламации. Но Кирьякулов, аккуратно наклеив очередной номер прокламаций, клал всего-ничего, дескать, народ активен и уже все разобрал.

Остатком макулатуры растапливал печь.

Столовым ножом Кирьякулов взрезал шпагат. Пачка будто оживала, набухала. Прежде, чем скомкать и запихнуть лист в печку, бургомистр все же пролистывал номера, пытаясь выискать что-то интересное. Такое, как ни странно, было, например, с первой газетой, которая пришла в управу.

Одна статья вызвала у кого-то смех, у кого-то недоумение. Рассказывалось о подъеме производства в одной артели Киева. О том, что товар востребованный, производство расширяется, имеется пакет заказов. Все бы было хорошо, если бы артель эта не производила гробы.

Но в свежей партии макулатуры не было ничего разэтакого.

"Жид, жид, жид… Жидомасоны, жидокоммунисты…" — неслось со страниц газет.

— Да кто поверит в эту чушь?.. — спрашивал Кирьякулов. — Я вот при слове "еврей" вспоминаю своих соседей, Пельцманов. Так у их сына, Ильки, костюма приличного не было. Когда на свидания ходил, так забежит ко мне, просит, мол, дядя Аркадий, дай костюм на вечер… Ну и показывает на витрину, где костюм висит, что сам покойный товарищ Миронов носил…

— Ну и?..

— Ну и смешно становится — какой из Ильюшки масон?.. — Кирьякулов тяжело вздохнул и продолжил. — А вот костюм жалко…

— Что, так и не дали Ильюхе костюм?

— Давал, отчего не дать… Он его и погладит, и в чистку снесет, если что. Только как немцы в город пришли, я на той же неделе костюмчик на толкучку снес. Зря ведь — особо в том не нуждался. И отдал его за бесценок… А он бы вам подошел, Владимир Андреич… Вы с ним… С покойным-то, одного сложения…

Бойко покачал головой — ему стало смешно: у него уже был один костюм с чужого плеча. Из лагеря диаметрально противоположного…

Кирьякулов вбил гвоздь в стену, стал вешать на него портрет Гитлера. Повесив, задумчиво остановился.

— Интересно, что там с ним сейчас?..

— С кем? С Гитлером?..

— Да ну вас, Владимир Андреич!.. С Ильюхой, с Пельцманом… Его родителей немцы ведь за городом расстреляли… Хорошие люди были, царство им небесное…

В советские времена Кирьякулов что-то доказал, что-то откопал. Его научные работы цитировали вроде бы даже за рубежом. Казалось бы, ему светит должность повыше, если не в столице, то хоть кафедра в каком-то городе покрупней: в Ленинграде, в Киеве, можно даже в Харькове, но это уже грабеж.