Ромен Звягельский - Виктория

— Девоньки, что-то мне тошно тут у вас! — проговорила она и попятилась.

Лена и Валя расступились, не отрываясь от своих знакомцев, а Лион в одной жилетке поверх белой сияющей во тьме рубашки все еще стоял на той стороне.

— Нет, нет, гадость! — цедила Вика, выбираясь из толпы, проходя в центр к аллее, припустившись к бараку со сжатыми до боли кулаками, — Это противно и стыдно, стыдно!

Она не заметила, как перед ней выросла фигура помощника начальника лагеря. Она налетела на него со всего маху, как волна на скалу. Он тотчас схватил ее за запястье и отвел на шаг от себя, запястье при этом не отпуская.

— Я что похож на кусок пространства? Виктория из барака «А», — произнес он по-немецки, — Почему ты одна разгуливаешь по лагерю?

— Я не права, — произнесла Виктория тоже на немецком и опустила глаза, она умела держать себя в руках.

Сейчас Тоггард был опасен. У него были темные мысли, а в руках его была непредсказуемость, вот что пугало ее больше всего. Нет, нет, и все-таки что-то еще отталкивающее было в его круглой физиономии.

На вид ему было лет тридцать, он был из породы поджарых, одновременно, ширококостных мужчин, которые знают о своей мужской силе и умеют очаровывать. Но что-то в нем доводило ее до тошноты.

— Я провожу вас, — неожиданно сказал он и провел рукой по ее спине.

Вика дернулась и, сглотнув комок страха, повела лопаткой. Медленно пошла вперед. Что подумают, Тоггард провожает ее через весь лагерь.

— Ты боишься меня? — спросил Тоггард, — Но я не зверь! Наверное, обо мне тут черт знает что говорят! Но я просто люблю баб, что поделаешь! Ты мне нравишься! Я бы хотел тебе помочь! Но я подожду, когда ты сама дашь мне знать! Не хочу мять тебя, как незабудку. Ты возбуждаешь меня как раз своей независимостью и, кажется, ты умна. Ты умна, — он остановился и посмотрел на нее, — Ты, конечно, тоже славянская самка, и если тебя правильно взять, ты будешь слюной истекать по мужику. Но я подожду, пока ты сама созреешь. Так будет правильнее. Ишь, как ты дышишь, как разъяренная львица! А можно подумать, ты что нибудь поняла.

Они дошли до барака. Вика по-прежнему притворялась, что слушает незнакомую речь и ничего не понимает.

— Не хочешь ли ты, чтобы тебя перевели на работу в столовую или в химическую лабораторию?

Вика помотала головой.

— Может быть, тебе выдать дополнительное одеяло? Нет? Тогда вот, возьми семечек.

Подсолнечный запах разбудил в ней голод. Он взял ее руку и насильно всыпал туда горсть семечек, но Вика вырвала руку и семечки просыпались.

— Вот за это тебя уже можно отстегать по голому месту.

С этими словами он притянул ее к себе, но Вика вырвалась и юркнула в дверь барака. В бараке была одна маленькая лампочка посередине потолка, свет которой не доходил и до второй от центра кровати. Вика пробежала по рядам и шмыгнула под первую попавшуюся кровать. Она вылезла оттуда только через два часа, когда на кровать уселась хозяйка. Напугав человек пять, находившихся поблизости, Вика побрела вокруг рядов к своим.

— Вичка, так ты где была? Мы думали ты спишь давно?

— Я и спала, только там, — рассеянно махнула рукой Вика.

Она всю ночь звала маму.

Никто не слышал, спали молодые организмы крепко. А Вике снилось, что она осталась одна на свете и чувство опустошенности и вселенского одиночества разъедало ее мозг, взрывалось в ее жилах непомерным ужасом. И причиной этого одиночества была мама. Вика не видела ее и каким-то пятым сновидческим подсознанием ощущала, что мамы нет вообще.

Сон довел ее до помешательства, тоска в груди ее увеличивалась и увеличивалась. Тоска теснила грудь, шла к своей кульминации. Вика вскочила в слезах, пытаясь закричать что-то, и услышала, что она все еще стонет — но уже наяву.

В окне было темно. Все кругом спали. Она потянулась к ноге Лены, потолкала. Когда та зашевелилась, Вика цикнула той, чтобы не шумела и позвала к себе.

— Ты что, Вичка?

— Бежать надо.

— Дурочка, молчи. Куда бежать!

— Добром это не кончится, помрем мы здесь. Прибьют!

— Ты что это надумала? — шептала Лена, — Как? А поймают?

— Продумать все надо! Я уже кое-что наметила. Еду экономить надо, а можно и без еды. Нужно по пути на завод места приметить и так далее. Давай, подруга.

— А Валька? Как ее-то потащим, у нее же ноги.

Вика перевернулась на койке, погладила Валю по голове. Та проснулась от непривычной ласки, мягко потягиваясь:

— Подъем?

— Валя, Ляля, ползи сюда.

— А полка не рухнет?

— А и рухнет, — шепнула Лена, — Файка-фуфайка, к немцам в казармы бегает, хоть пришибет ее, шлюху.

— Молчи, молчи, Леля, — заморгала Валя глазами, — потому как если не пришибет, она тебе за такие слова красивую жизнь и экскурсию в ту же казарму устроит.

— Вот именно, — сказала Вика, — Ко мне вчера Тоггард цеплялся. Насилу ушла.

— Да ты что?

— Он по-немецки трепался, думал я не все понимаю, такое говорил, что я его чуть не долбанула.

— Вика, что ж теперь будет?

— Бежать надо. Ты как, Валек?

— А Луи? — первое, что ответила Валя, подтвердило Викины подозрения, Валя не на шутку привязалась к этому болшеголовому французу.

— А ты у него адрес возьмешь и из Советского Союза письма писать будешь.

— Куда, в лагерь?

— Дуреха, во Францию.

Валя задумалась, пока Лена и Вика стали прикидывать, с чего начать.

— Хорошо бы у немок на заводе еды выпросить.

— Да выспросить, в какой стороне, скажем Берлин, а в какой Париж.

— Сможешь, Ленка?

— Я немецкого не знаю.

— А у нас из цеха всех немок убрали. Химики, лучше бы у вас по-немецкому были пятерки.

— Мы английский учили, — вновь заговорила Валя, — А знаешь, Лелька, Вика права, я тут больше не могу. Надо бежать. А немок будешь ты, Вика, спрашивать. Попросись к нам в химлабораторию.

Если бы они знали, чего ей это будет стоить. Да нет, это вовсе невозможно. Этот орангутанг Тоггард только и ждет, чтобы я его попросила об услуге…

— Ладно, я попытаюсь.

Тоггард долго трепался с немцем-бригадиром. Они пристроились на ящиках возле высокой, метров пятнадцать, стены и гоготали, посматривая на девушек. Солдат, стоявший невдалеке, слыша их ухмылялся одной половиной лица, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Вика красила вторую сотню крышек, которые подсыхали очень быстро, их практически сразу можно было ставить в стопки.

Тоггард проходил мимо нее в следующий зал, когда она посмотрела ему прямо в глаза.

— Господин фельдфебель, — произнесла она, и Фаина, стоявшая рядом, зыркнула на нее, словно хотела остановить, — нельзя мне попроситься к своим подругам в лабораторию?

С лица Тоггарда слетела черствость и укор, он, помешкав, вздохнул и совершенно неожиданно смягчился: