Ромен Звягельский - Виктория

На заводе она выискивала подходящий момент для того, чтобы заговорить с ней. Валя заметила это.

— Вичка, ты к ней пойдешь? Ну, и дура. Прогонит она тебя. Только хуже сделаешь.

— Попробовать надо.

И она попыталась. В большом светлом зале лаборатории все копошились за своими зелеными пластиковыми столами, за прозрачной стеной она увидела Валю, когда подходила к дамочке. Сегодня Роза была особенно ярка, белые волосы, красно-белое, с черными вставками платье виднелось из-под белого халата.

— Фроляйн Роза, — проговорила Вика, — фельдфебель Тоггард говорил мне, что у вас завтра свадьба. Поздравляю вас.

Немка расплылась в удивленной улыбке, она не ожидала, что девушкам из России присущи хоть какие-то манеры.

— Спасибо, малышка. Твои плакаты уже висят в прихожей. Завтра я иду под венец, — пока она говорила, по лицу ее пробежал ветерок сомнения, — Но зачем он тебе говорил об этом. Почему тебе?

— У него сегодня собрание друзей… — загадочно и спокойно говорила Вика, — Я приглашена… правда, под угрозой смерти.

Роза медленно облизала губы, раздумывая, что делать дальше. Но где-то в старой книжке о правилах этикета она читала, что со слугами нельзя обсуждать подобные проблемы, это помогло найти нужные слова.

— Хорошо, я поговорю с господином Тоггардом, а теперь иди, работай. Подожди! — окрикнула она уходящую Вику и широко раскрыла ящик стола, Возьми. Я принесла тебе свой детский альбом. Дарю.

Вика проиграла. Так она думала, удаляясь от стола Розы, заворачивая за угол и подходя к туалету. Теперь Тоггард убьет ее.

Валя догнала ее и, запыхавшись, быстро сказала:

— Она беседует с Тоггардом, уф. Ты мне только скажи, что?

— Сказала, сама с ним разберется.

— Только ты отошла, он тут как тут.

Резкий окрик раздался за спиной. Это был голос Тоггарда, он звал Вику.

Через полчаса Вика грелась у большой, но все же не такой большой печи, в горячем цехе. Белая лава булькала в отверстом проеме, периодически вытекая в длинную, идущую по всему залу, лунку. Вику заставили счищать лопатой капли металла с пола, прямо возле печи. Тоггард не орал на нее, всего лишь отхлестал по щекам.

— Ты забываешься. Ты — гнида. Ты — падаль. И я сотру тебя с лица земли. После работы — увидимся. Еще раз подойдешь к фроляйн, ноги выдерну.

Он отправил ее в цех горячей обработки металла, где работали только мужчины. Там стоял такой вал звуков, что у Вики тут же заложило уши, она раскалилась, как сама эта печь и ей показалось, что больше нет за ее спиной ни дня, ни солнечного света, ни людей, ни завода. Только этот плывущий плазменный воздух и рыжий, с белыми подпалинами, огонь в печи.

Через двадцать минут работы по цеху забегали люди, ее отозвали и увели к остальным, в цех обработки и окраски цилиндров. Вика схватила свой альбом с подоконника и с нетерпением пошла за конвоиром. Девушки говорили о каком-то жутком взрыве в химлаборатории, о том, что есть жертвы и может быть даже завалены выходы. Из проема, ведущего в общий проход валил то ли дым, то ли наполненный пылью воздух.

Но через пятнадцать минут их вывели на улицу и повели в лагерь без обеда. Часть девушек зачем-то оставили на заводе. Вика увидела их мельком, проходя помещение столовой, только высокую Татьяну успела она разглядеть. Их сбили в плотный кружок и окружили со всех сторон автоматчиками. В страшной суете и неразберихе, остальную колонну вывели и построили на территории за решеткой.

Вика думала о бомбежке и, позабыв обо всем на свете, радовалась, что наконец-то они попали в это адское варево хоть одной бомбочкой, наконец-то.

Под вечер в гудящий, как улей, барак привели Татьяну и других девушек, которые работали в химлаборатории. Вика встречала их у входа и набросившись на них, стала высматривать Валю.

Их допрашивали пять часов. Привезли обратно на грузовике. Многие девушки были окровавлены. Разодранные робы они держали руками. Ссадина блестела недавно запекшейся кровью на лбу Тани.

— Татьяна! Таня! А Валя-то где?

Татьяна не обернулась, прошла к себе. Вика догнала ее:

— Ты же знаешь, что ее нельзя было с ними оставлять. Где она?

— Нету твоей Вали. И их — тех, с кем нельзя оставлять — Тоггарда твоего — нету больше. Ха-ха-ха! Так что не беспокойся.

— Да что ты такое говоришь, Таня!

Вика чуть было не топнула ногой, ей хотелось приказать Татьяне встать, пойти и привести Валю! Да что же это за безалаберность. Вика побежала на улицу, но перед бараком стоял Хофке и сделал ей знак:

— Назад! Запрещено выходить!

Она застала Таню на том же месте, в проходе. Фая, работавшая днем в столовой или убирающая казармы, сидела перед ней на своей койке.

— Она подошла ко мне перед взрывом, — сказала Таня вставшей перед ней Викой, — У нее в руках была коробочка. «Свадебный подарок, — говорит, Пойду преподнесу». Она вынула из кармана спички и потрясла ими. Говорю, мол, брось, нам нельзя! А она смеется. Это для подарка, а то не получится. И опять смеется.

— Смеется! Я забыла, как она смеется, — произнесла Вика расстеряно.

— И пошла вперед. А там как раз приемщица с Тоггардом ругались о чем-то. У нее слева от стола дверь открыта в кладовую. Валька подошла к ним, они на нее ноль внимания. Ругаются. Только так — одними взглядами ругаются. А Валя им — позвольте от всей души поблагодарить и поздр… Я тут что-то неладное почуяла, да подальше отошла, на лестницу у туалета. Не успела отойти, как взрыв и волна такая, что меня лбом о стенку припечатало. А от Тоггарда наша Валюша оставила рожки да ножки.

— А Роза? Ну, приемщица, Роза? — стремительно спросила Вика.

запела Татьяна, потом сорвалась на резкий, грубый смех, и Вика со всего маха ударила ее по щеке и бросилась к ней в объятья.

Только тогда Татьяна пришла в себя и зарыдала безудержно, уткнувшись в плечо Вики.

Так погибла Валя.

И снова Вика шла по длинной, прямой стреле, заканчивающейся наконечником площадки, снова издалека высматривала своего Жака, измученная изоляцией от человеческого сочувствия и тяжестью новой утраты. Она не замечала, как люди из соседних бараков расступаются перед ней, дают ей дорогу и провожают ее взглядом.

— Виктория идет! — шикали они друг другу и освобождали ей путь.

Вика подошла к частоколу из худых женских спин, навалившихся друг на друга и тут же услышала свист. На этот раз свист был таким нетерпеливым, ускоренным, что Вика поняла, как Жак соскучился и взволнован ее долгим отсутствием. Их не выпускали из бараков целую неделю, и Вика беспокоилась, как бы арест не растянулся и на воскресенье, ведь в этот день родился ее Жак. Она теперь томилась от долгого пребывания в бараке и даже не представляла себе, как она раньше могла усидеть в нем больше часа. Нары впереди и позади нее зияли пустотой, и Вике еще сильней хотелось спрыгнуть вниз и побежать на площадку, но дверь барака после шести охраняли часовые.