Вячеслав Науменко - Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне

На следующий день вытянулся транспорт горцев, влившись в нескончаемый поток казачьих повозок, путь которых пролегал через Полуцца.

Грузины ушли в горы, и впоследствии я узнал, что они были там окружены итальянскими партизанами, разоружены, интернированы, а после все были освобождены. Многие из них остались в Италии, другие выехали в разные страны. Все они остались живыми и невредимыми.

Полковник Тоерман и майор Тойер с горцами не пошли. Они исчезли из их расположения, и горцев возглавил генерал Султан Келеч Гирей.

Путь от Толмеццо до берегов Дравы уже описывался многими со всеми подробностями, и нет нужды останавливаться на этом вновь.

К моменту выхода горцев из Италии, общее число их (не считая грузин) можно выразить цифрой 5000 человек, из которых офицеров было 40–45. Некоторая часть горских и все грузинские беженцы остались на месте.

Двигались казаки, горцы, немцы, опять казаки и казалось, что нет конца этим повозкам. Многие шли пешком. Большинство даже не понимало, от какой опасности надо уходить, куда ведет дорога, по которой они двигаются, и такая неизвестность внушила им большую тревогу.

Стал я у дороги, провожаю взглядом проезжающих и проходящих, присматриваюсь к повозкам, надеясь увидеть там такую, на которой я мог бы найти место. Ждать пришлось долго и, казалось, безнадежно. Вдруг подходит грузовик, за рулем которого сидит немецкий солдат, а рядом с ним унтер-офицер. Я подал знак рукою. Машина остановилась, унтер-офицер уступил мне свое место, а сам забрался на ящики, которыми был заполнен камион.

Однако добраться до конечного пункта на машине мне удалось. Вследствие порчи она остановилась, и я продолжал путь пешком.

Наступил вечер. Впереди, у дороги, виднеются австрийские хаты. Захожу в первую из них, спрашиваю у женщины разрешение переночевать. Получив положительный ответ, я остался, но, несмотря на усталость, заснуть не мог. Слова, сказанные мне князем, сверлили мой мозг.

Утром, выйдя на кухню и поздоровавшись с хозяйкой, обратился к ней с просьбой дать мне штатский костюм, так как мне необходимо переодеться. Видимо, заподозрив что-то недоброе в моих намерениях, она ответила, что в доме костюма нет и сказала, чтобы я шел в домик, видневшийся на опушке леса, и там ждал.

Я поблагодарил и пошел туда. Здесь оказался небольшой деревянный сарайчик, каковые встречаются на огородах. Часа через два-три туда пришла девушка, которая передала мне костюм, правда, брюки были короткие, ботинки и кепи. Переодевшись, я уложил ненужные мне вещи в мешок и отдал их девушке. Себе оставил револьвер, бинокль, спальный мешок и некоторую мелочь. В таком виде двинулся дальше.

Оставалось пути примерно десять километров, как вижу сидящего у дороги казачьего офицера одного из полков. Поздоровался, присел, разговорились. Узнаю, что он старый эмигрант, «парижанин», как и я.

Пока мы беседовали, заметили, как двое, по-видимому, муж и жена, делают отчаянную попытку выкатить из луга на дорогу воз, нагруженный до отказа. Решили им помочь. Подходим — оказывается это казак. Спрашиваем, где лошадь. Он безнадежно махнул рукою в сторону и сказал, что лежит и не двигается. Помогли вытащить повозку на дорогу и докатить ее до ближайшей хаты километрах в двух, где и заночевали.

Познакомившись ближе с моим спутником, я посоветовал ему последовать моему примеру и переодеться в штатское. Он оказался дальновиднее меня и имел в своих вещах штатский костюм, в который он и переоделся. Свое офицерское обмундирование он подарил гостеприимным хозяевам.

Утром мы продолжали путь, а казак, не желая расставаться с повозкою, остался.

Вот и мост через Драву, перейдя который, мы пошли по берегу реки. Пройдя некоторое расстояние, мы решили остановиться и, взобравшись на дерево, я осмотрел в бинокль местность. Вдали я увидел лагерь горцев. Таким образом, я нашел своих.

Переспав тут же, на берегу, мы отправились к железнодорожной будке и, заявив будочнику, что мы французы, остались у него. Он предоставил в наше распоряжение сеновал над сараем. Сеновал этот, ставший нашим жилищем, был отличным наблюдательным пунктом, удобным для нас во всех отношениях.

Надо было действовать энергично и быстро. Мы вышли на дорогу и остановили американскую машину, за рулем которой сидел негр. Англичан пока не видели. Мой спутник спрашивает негра, где находится поблизости американский офицер. Неф предлагает сесть в машину. Доставил нас, куда надо.

Мы вошли в здание, где нас встретил американский офицер и на его вопрос, кто мы и что нам угодно, мы ответили, что мы французы и что нам нужен пропуск (пасс).

Американец французского языка не знал, но нашему заявлению поверил и сейчас же написал для каждого из нас цельный пропуск, не требуя предъявления каких-либо документов. Фамилии наши мы написали на клочке бумаги без изменения их.

В полученных пропусках значилось: «Комендант 4-го буферного распределительного пункта» и его подпись. Пропуск помечен 13 мая 1945 года. Теперь, имея такой пропуск, я мог явиться в лагерь, так как с ним меня задержать не могут.

В двадцатых числах мая я, как всегда, пришел в лагерь за продовольствием, и в тот момент, когда я, находясь в группе офицеров, рассказывал им о своих дорожных приключениях, в самую середину лагерного расположения въехали открытые камионы, за рулем которых сидели англичане, и одновременно — маленькая машина, в которой сидели офицер, два сержанта и шофер, он же и переводчик. Все они тоже англичане.

Машина остановилась около нас, и переводчик, обратившись к группе, в которой я находился, нацистом русском языке произнес:

— Господин майор хочет говорить с генералом — комендантом лагеря.

Очевидно, имелся в виду генерал Султан Келеч Гирей. Я заметил на шоссе несколько танков. Генерал находился в том же здании, в котором помещался штаб.

Спустя некоторое время, спокойно шагая, с высоко поднятой головой, подходит генерал Султан Келеч Гирей. Белый бешмет под черной черкеской, на всем наборе золотая насечка, такая же насечка на рукоятке парабеллума, талия перетянута до отказа.

Появление «коменданта» в таком одеянии, видимо, произвело на «гостей» большое впечатление. Генерал был в погонах Российской Императорской армии.

Переводчик, передавая слова своего офицера, сказал, что по распоряжению английского главного командования все оружие, находящееся на руках у горцев, должно быть снесено к камионам, где сдать его приемщикам. Офицеры могут оставить оружие при себе.

Ни один мускул не дрогнул на лице генерала, который передал это распоряжение всем присутствовавшим, а сам продолжал ходить взад и вперед перед английскою машиной. Оружие сдали. Камионы ушли, исчезли танки.