Вячеслав Науменко - Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне

На следующий день я узнал, что в штабе происходит регистрация офицеров. Когда я туда вошел, то один из наших офицеров, обратившись ко мне, сказал, что все без исключения офицеры должны ехать «представляться» английскому главнокомандующему, а потому я уже внесен в список.

Слово «конференция» в нашем лагере было заменено словом «представляться».

Я подошел к А., производившему эту запись и, увидев свою фамилию в списке, просил его меня вычеркнуть, заявив при этом, что ехать представляться кому бы то ни было не собираюсь, так как не имею офицерского обмундирования.

Я сказал генералу, что налицо «ловушка», иначе как можно себе объяснить, что надо представляться всем без исключения офицерам. Видимо, и сам генерал Султан Келеч Гирей отнесся с большим подозрением к целям такой поездки, но, не желая сказать этого, сам погиб вместе с группой офицеров, которую возглявлял.

Отдельно был вывезен полковник Кучук Улагай, но большевикам он выдан не был, так как имел при себе документы, что он албанский подданный.

В свое время Кучук с группой русских офицеров помог Зогу занять албанский трон, в благодарность за что Кучук был назначен королем Зогу начальником военной школы в Албании (Кучук Улагай скончался 1 апреля 1953 года в городе Сантьяго-де-Чили).

На следующий день после регистрации, то есть 26 мая, по заранее составленному списку, у офицеров отобрали оружие, но и после этого многие из них продолжали верить заверениям англичан, находя все эти их действия нормальным явлением.

Не верил я, не верил им и Султан Келеч Гирей и, если бы сказал офицерам, что он думал, он был бы вынужден оставить лагерь и скрыться с ними в лесу. Почему же он продолжал таить от офицеров свои подозрения в отношении англичан, поведение которых внушило ему большую тревогу?

На этот вопрос я дам точный и определенный ответ: возглавляя всю горскую беженскую массу, при этом совершенно добровольно, не будучи ни кем назначен, Султан Келеч Гирей только на Драве понял, какую громадную моральную ответственность он взял на себя. Он для горцев был не только генералом, но тем старшим в традиции горцев, слово которого было законом для всех, а потому, отлично понимая создавшееся положение и свое бессилие помочь всем до последнего, он выбрал единственный для него приемлемый путь — остаться с народом, который он возглавлял.

Почему в таком случае он забрал офицеров с собой, если сам не верил англичанам?

Я могу заверить читателей в том, что никакого давления со стороны генерала на офицеров не только не оказывалось, но, наоборот, он всячески старался дать понять им, что они ему не подчиняются, ибо он не имеет отношения к строевым частям, а возглавляет лишь беженскую массу. Иными словами — каждый может действовать так, как находит для себя нужным.

Погиб генерал Султан Келеч Гирей во имя благородного чувства любви к России в целом и к своему горскому народу в частности.

Как всегда, я посетил лагерь 27 мая, где от офицеров узнал, что завтра, 28 мая, все без исключения офицеры едут «представляться» в штаб английского командования, но в какое место, об этом никто не знал.

На вопрос одного из офицеров, почему не желаю ехать я, мне пришлось ответить, что в списке, представленном англичанам, мое имя отсутствует, что же касается причины, то это известно генералу.

В этот день я посетил лагерь в последний раз, успев, однако, обойти его и со многими поделиться своими мыслями.

События последующих дней развивались по определенному плану англичан.

Двадцать восьмого мая есаул Н. (мой спутник) отправился на разведку в наш лагерь, в котором, кстати, никто из горцев его не знал, а я занял место на сеновале, где, удалив черепицу на крыше и пользуясь биноклем, в отверстие наблюдал, что происходит в лагере и на дороге. Был ясный, солнечный день. Видимость была отличная. Появились камионы и открытая машина, в которой сидели три английских солдата. Полагаю, что среди них были офицер, или офицеры.

В двух крытых камионах разместились горские офицеры, а в открытую машину сел Султан Келеч Гирей. Машины выехали в сторону Шпиталя. На некотором расстоянии от первых трех, следовала еще одна открытая машина, в которой находились три английских солдата. Никаких танков, пулеметов и автоматов я не заметил, но надо думать, что оружие при них было.

Когда вернулся из лагеря Н., он мне сообщил, что во время посадки офицеров в камионы, искали в лагере меня, так как он несколько раз слышал мою фамилию, произносимую горцами. Эта новость окончательно убедила меня в том, что мои подозрения были не напрасны и офицеры обмануты. Того же мнения придерживался и Н.

В тот же день и в том же направлении прошли по дороге два-три десятка камионов, но и здесь нами не было замечено присутствие какого-либо специального конвоя. То увозили офицеров-казаков, о чем узнал на следующий день Н., которому удалось связаться с Казачьим Станом (казаки Казачьего Стана и горцы были сосредоточены в одном и том же районе на реке Драве от Лиенца до Обердраубурга, отстоящих друг от друга примерно в 20 километрах. Казачий Стан занимал район Лиенца и далее вниз по реке почти до Никольсдорфа, по обеим сторонам Дравы, а дальше до Обердраубурга, на протяжении пяти-шести километров по левому берегу реки стояли горцы).

Если и была еще какая надежда у горцев на лучшее будущее, то она рассеялась после того, как лагерь узнал, что офицеры выданы большевикам. Вот тогда я вновь вспомнил слова князя, пророчество которого сбылось с поразительной точностью. Дальнейшие события развивались в полной согласованности с тем, что происходило в Казачьем Стане (в Лиенце), так как, видимо, для англичан не существовали отдельно казаки, русские, горцы, а была одна общая масса людей, одновременную выдачу которых требовали из Кремля от своего «верного» и старательного союзника.

… Как офицеров, так и беженскую массу постигла та же участь, что и казаков, лишь только с той разницей, что жертвы английского предательства Казачьего Стана исчислялись десятками тысяч, в то время как в горском лагере их было тысяч пять. Многие ли спаслись из горцев? Из офицерского состава, не считая грузин, о которых говорилось выше, остались в числе уцелевших: полковник Кучук Улагай, штабс-ротмистр С. Т. и пишущий эти строки.

Что же касается горской беженской массы, то из общего числа, примерно пять тысяч человек, скрылись в лесах до двухсот, а все остальные были выданы предателями большевикам.

В лесах убегавших преследовали, оттуда доносились отдельные выстрелы — то была охота «джентльменов» на людей безоружных и беспомощных. Раненых увозили в госпиталь, а убитых оставляли в лесу.

Я и мой верный спутник снова в Италии, но на этот раз на юге, где в жаркий августовский день пожали друг другу руки, быть может, навсегда…