Глеб Бобров - Осколки

…Клонюсь повинной головой,
и матерей солдатских вой
мне душу рвет: «А сам — живой!»
Живой…
Простите…
Жив пока…
Полковник Тушин,
комполка…

Каждая заповедь даст рикошет пулей от тверди небесной.
Разум давно неподвластен душе. Проповедь здесь неуместна.
Даже Нагорная… В этих горах слово бессильно и странно.
Дьявольской истиной воздух пропах — дымный, отравленный, пьяный.

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Нищие — есть. А смиренных-то — нет. Царствий сулить нам не надо.

Лучше — не слишком кровавый рассвет. Хоть в полушаге — от ада…

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Слезы — как кровь. Утешенья — пусты. Видевший это — немеет.
В русской земле прорастают кресты, эта земля — каменеет. [1] Примечание: В Чечне на могиле ставят так называемый чурт — камень в изголовье.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Это наследство — уже навсегда. Кротость, наверное, тоже.
С этой земли-то — уже никуда… Ну, а зачистку — негоже…

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Жажда привычная. В общем — давно. Но утоленья не будет.
То, что за правду одним сочтено, ложью другой посчитает.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Это касается точно не нас — мы-то на милость не скоры…
Каждый помножен на ненависть масс — как отменять приговоры?

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Кто же наш бог, если каждый — убог, если обойма — икона?
Пусть и высок проповедника слог — мы все равно вне закона.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Мы — мироломцы. И это — точней (а ведь Всевышнего дети…). Местный и пришлый, в Чечне, не в Чечне — все мы разносчики смерти.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.

Гнать бы и нас, да поганой метлой… Только куда — мы ж повсюду… Господи, лучше ты нас упокой. Сделай последнее чудо…

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.

Этому, видно, вовек не бывать — все мы давно пустоглазы.
Мы пристрастились давно убивать, а в оправданье — приказы…

Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.

Как не суди, да и как не ряди — что нам до рая и ада?
Нет уж, Всевышний, ты здесь награди. Чтоб по вине — и награда…

Из пламени да копоти —
в мир светлой тишины…
Теперь, выходит, Господи,
ты вместо старшины?
Тогда прими по описи:
«калаш», бронежилет,
рожок в кровавой окиси —
пустой, патронов нет.
А гильзы-колокольчики
усыпали поля.
Сперва патроны кончились,
а вслед за ними — я.
Пиши, Господь: солдатское
исподнее белье,
душа моя арбатская
и тело — без нее.

Хорошие сны —
что нет войны…
А я просыпаюсь в поту:
патрон
заклинило в автомате…
На лунном свету,
словно вата,
набухает ночная сырость.
Черт, опять приснилсь…

Год — сорок первый. Я — дракон.
Летел над пропастью,
И смесь тумана с молоком
Рубили лопасти.

Тянулся к солнцу, в синеву,
Хрипел компрессором…
Да… Я был — Богом наяву.
А может, кесарем…

Я помню… Рваный небосвод,
То снег, то солнышко,
И бился в кашле пулемет —
Взахлеб. До донышка.

Четыре паруса-крыла,
Вы слишком медленны…
Пушистый шнур — навстречу. Мгла
Да — трубы. Медные?

Нет. Хоронить меня — не вам,
Тевтонским рыцарям!
Я — слишком верен небесам,
В которых биться мне.

…Рычит в предсмертии мотор,
Плюется гайками.
Мне ль — проиграть жестокий спор,
Крещен ведь — Чайкою.

Крещен… Все ближе — тень креста
Сквозь перекрестие.
Прости, последняя мечта.
Привет, созвездия!
…Лет через…дцать меня найдут
В болотах мурманских,
Поднимут…. Жиденький салют,
Да водка — русская.

Елейным маслицем с икон
Подмажут лопасти.
И продадут… А был — дракон,
Парил над пропастью…

Закончились танцы. Тропинка вдоль речки,
Туман — покрывалом седым.
Ты? Здравствуй… Признаться, нежданная встреча.
Так что же? О чем — помолчим?..

Вчерашний закат был — багрово-кровавым,
Над ночью — краснела луна…
Скажи, почему в луговом разнотравье
Струною — звенит тишина?

Предчувствия? Мёрзлою глыбой на сердце —
Тревога. Секунды — песок.
И веточкой в нем завороженно чертим
Безмолвное кружево строк.

Послушай, а может мы просто — тоскуем,
Устав от непрожитых лет?
В такой же июнь нашим не-поцелуем
Был — порван счастливый билет…

А знаешь… Когда-то мы были неправы.
Былое исправить — нельзя.
Наводим — сближением рук — переправы.
Молчим. Все расскажут глаза.

Прислушайся… Тише… Июнь — поцелуем
Припал к пересохшим устам.
Еще пять минут тишины. Потанцуем?
Поверим — рассыпанным снам?

Еще пять минут предрассветного счастья.
Прощальный подарок судьбы?
Вот-вот наша хрупкая не-сопричастность
Развеется ветром, как дым.

На западе — рокот далеких моторов.
Рассвет. И багрянцем лучи
Бликуют на крыльях чернильного строя.
Еще пять минут. Помолчим?

Хрустальное утро. Притихшие птицы.
Еще — пять минут тишины.
Давай сговоримся друг другу присниться?
В шесть вечера? После войны…

Я — Советский Союз, кораблем воплощенный в металле,
Вопреки непреложности времени, в коем я не был рожден.
Килотонны наркомовской стали, что — строчками стали
Бесполезно ржавеют под серым предзимним дождем.