Лев Лобанов - Всем смертям назло. Записки фронтового летчика

Я был поражен: «Что за стрельба такая: совсем не целился, бабахнул в белый свет, как в копеечку, и стоит радуется».

Мустафа вернул пистолет, побежал к мишени. В затушеванном «яблочке» рядышком, почти касаясь друг друга, светились две пробоины.

— Вот это да-а… — стоявший тут же Николай Нехороших лишь почесал затылок, сдвинув фуражку на самые брови.

Вскоре я доложил начальству о готовности Мустафы к выполнению боевого задания.

И вот уже позади родной аэродром. Ярче разгорались звезды, ровно гудел мотор да посвистывал за бортом изорванный винтом черный воздух. В открытой кабине рядом со штурманом стоял, выглядывая за борт, маленький партизан — наш общий друг Мустафа.

Через двести километров после линии фронта замелькал на земле огонек. В чередовании его проблесков определили условный сигнал: все в порядке, можно прыгать.

Мустафа выбрался на крыло, дотянувшись до меня, пожал руку и ласточкой бросился вниз — туда, где мигал зовущий его огонек…

И вот — такая встреча: в тылу врага, в заброшенной избушке полевого стана, под завывание пурги сошлись снова наши пути-дороги. Опиши такое в книге — не поверят!

Оказывается, выполнив задание, Мустафа возвращался на нашу сторону. С ним шла овчарка, признавшая его за хозяина еще в партизанском отряде. А потом он заболел и, случайно наткнувшись на этот пустовавший домишко, решил тут отлежаться. И сам Мустафа, и его собака голодали: в котомке оставалось всего-навсего несколько сухарей.

С рассветом снегопад утих. Мы очистили машину ото льда и снега. Удачно запустили мотор, взлетели. Мустафа и Рекс устроились в задней кабине, рядом со штурманом…

Шло время. Вслед за наступающим фронтом наш полк перемещался на запад. О Мустафе, которого вместе с Рексом отправили в армейский госпиталь, мы не имели никаких сведений.

В июне 1943 года по возвращении с задания прямо на стоянке встретил меня молоденький лейтенант. Представился, лихо козырнув:

— Товарищ командир, лейтенант Мустафа прибыл в ваше распоряжение!

Его лицо светилось улыбкой, глаза сверкали радостно и задорно. Он снова поселился с нами, готовясь к новой высадке в немецком тылу.

Однажды, не выдержав, я все же полюбопытствовал, чем занимается Мустафа там, за линией фронта. Тот нахмурился:

— Чем занимаюсь? А-а… И говорить-то противно, — заторопился вдруг на кухню Мустафа, прихватив для чего-то свой вещмешок.

Минут через пять вошел в комнату, еле волоча ноги, совершенно незнакомый мне подросток — грязный и взлохмаченный. На перепачканном дергающемся лице оборванца не было видно ни проблеска мысли. Глаза тупо глядели по сторонам, изо рта вылетали не то ругательства, не то болезненный хрип. Остановившись у дальней стены, он порылся в лохмотьях ватника, извлек листок бумаги, расправил его на ладони и, показав язык, плюнул на него. Внезапно резким движением он шлепнул листок на стену.

Я ахнул: на стене висела фашистская листовка с портретом Гитлера! Подросток проковылял к двери и застыл там, сгорбившись.

И вдруг через всю комнату блеснула молния — что-то сверкнуло в шевельнувшейся кисти руки, и в то же мгновение в горло на портрете вонзился нож. Почти одновременно из другого рукава вылетел второй нож и, повторно сверкнув молнией, воткнулся точно в глаз Гитлеру!

— Вот этим и занимаюсь, — грустно, но с затаенной гордостью сказал, сбрасывая лохмотья, Мустафа.

Освободив ножи, он протянул их мне. Короткие и узкие лезвия их были отточены до бритвенной остроты. Тяжелые дубовые ручки залиты внутри свинцом. Страшное оружие в умелых руках! На рукоятках зарубки — тонкие, потолще и крестиками.

— А это что?

— Тонкие — полицаи, потолще — немецкие солдаты, а каждый крестик — офицер. Пока всего полсотни гитлеровцев, но скоро будет больше.

Стало понятно, чем занимается Мустафа в немецком тылу.

— Этому меня обучили в разведывательной спецшколе: и притворяться, и стрелять, ну и с ножами вот — тоже… А возвращает ножи мне Рекс, этому я научил его сам. Он у меня умница!

Предгрозовой июньской ночью мы снова отвезли Мустафу за линию фронта, простились, и белый парашют потонул во тьме.

Он не вернулся. И сколько я ни спрашивал потом, никто не знал о судьбе паренька, носившего редкую и незабываемую партизанскую кличку — Мустафа.

Зима в тот год выдалась холодной и вьюжной. Неделями не показывалось солнце. Свинцовое небо сыпало и сыпало снегом, штормовой ветер укладывал его в причудливые сугробы — плотные, будто белый асфальт. Весь декабрь наш полк не столько летал, сколько откапывал из-под снега самолеты, расчищал рулежные дорожки и взлетную полосу.

Перед Новым годом на фронте наступило затишье. Боевым действиям «большой» авиации препятствовала погода. Лишь наши полотняно-фанерные Р-5, истинные хозяева ночного неба, круто замешанного на пурге, используя любую возможность, уходили в полет.

Срочный вызов в штаб полка был для меня и штурмана Алексея Атаманова нежданным-негаданным. Встретил нас начальник оперативного отдела дивизии полковник Стяжков.

— Садитесь, товарищи.

По одному только тону этого приглашения можно было безошибочно определить: предстоит нечто необычное.

— Завтра уже тридцать первое декабря, — словно это было для нас новостью, многозначительно сообщил полковник. — Политотдел направляет к вам в полк фронтовую бригаду артистов Мосэстрады. Кроме того, состоится и свой самодеятельный концерт. И все же в вашей праздничной программе чего-то не хватает. Вы не находите? — интригующе улыбнулся Стяжков.

Я озадаченно посмотрел на полковника; «Что это он так озаботился нашим новогодним вечером? Не похоже на него. Мужик серьезный, из-за таких пустяков не станет мотаться по полкам». Мой штурман тоже недоуменно пожал плечами, дескать, пока ничего не понимаю.

Стяжков перехватил наши взгляды, озорно рассмеялся:

— Думаете, «темнит» полковник? А вот и нет. В церемонии встречи Нового года явно нет коронного номера…

И тут я понял, на что намекает Стяжков. Ведь у немцев тоже будет встреча Нового года. Самое время «одарить» их к празднику — на долгую память!

— В нашей программе не хватает русских сувениров для немчуры. Верно, товарищ полковник? — спросил я.

— Совершенно верно! — довольный моей сообразительностью, подтвердил тот.

Атаманов, уловивший наконец суть разговора, широко улыбнулся:

— Точно, командир! И поздравим, и гостинцев отвезем каких надо. Сам Дед Мороз нам позавидует!

Посерьезневший Стяжков подошел к карте.

— Теперь — к делу. Нам сообщили, что в Кривом Роге немцы готовятся устроить новогоднюю вечеринку. Соберутся несколько сот офицеров. Место их встречи — церковь, которую они недавно оборудовали под офицерский ресторан…