Евгений Авдиенко - Последние солдаты империи

Появившийся в дверях пожилой привратник в богатой ливрее, с непроницаемым лицом выслушав намерение щегольски одетого поручика повидаться с его хозяином, произнес, как видно, дежурную фразу – что князь сегодня никого не принимает и что надобно приходить завтра. А через секунду был буквально ошарашен дальнейшими действиями посетителя, который, услышав неприятный и, как видно, неожиданный для себя ответ, без какого-либо почтения к князю отодвинул лакея в сторону и шагнул за ворота.

– Ваше благородие! Никак не можно к их светлости… князь приказывали никого не пускать, у них супруга заболела! – лакей, неуклюже рыся за Нелюбовым, пытался поначалу словами остановить поручика, а затем, словно в запальчивости, решил прихватить дерзкого посетителя за рукав мундира. Но тут же осекся, остановленный бешеным взглядом Бориса:

– Да ты, старик, совсем ополоумел!?

Нелюбов, едва владея собой, сделал маленький шаг к испуганному лакею, который, от страха прикрыв лицо руками, начал медленно пятиться назад.

– Я извиняюсь… я по горячности… мне было приказано,… – залопотал перепуганный привратник.

– Что тебе было приказано?!

– Никого… всех… не пускать…

– Я не все! – Нелюбов, брезгливо и презрительно хмыкнув, шагнул в большую общую залу и, больше не обращая внимания на семенившего рядом привратника и присоединившегося к нему дворецкого Василия, который, узнав Нелюбова, решил с ним не связываться, направился в рабочий кабинет князя Юсупова, который, как он помнил, находился в левом крыле здания. И на выходе из малой гостиной буквально столкнулся с самим хозяином дворца, который в домашнем халате и в уютных тапочках, расшитых соболями, как раз выходил из столовой.

Некоторое время, словно не веря собственным глазам, князь Юсупов разглядывал своего воскресшего приятеля, а затем, раскатисто хохотнув, крепко обнял Бориса, дыхнув на него смесью винного перегара и табачного дыма.

– А я уж думал, тебя убили, – обнимая Нелюбова, Феликс сделал знак слугам, чтобы те оставили их.

– Как видишь, жив и здоров, – Борис сразу же заметил перемены, которые произошли с молодым князем за время его отсутствия в Петрограде. Женитьба явно пошла ему на пользу: вместо тщедушного избалованного юноши, каким Феликс был еще год назад, на него смотрел взрослый, уверенный в себе мужчина. Появившаяся в висках седина придавала князю особенный шарм и выгодно контрастировала с его бледным аристократическим лицом, делая Феликса все более и более похожим на своего покойного отца.

– Пойдем скорее, я представлю тебя моей супруге, Ирине. Ты расскажешь нам о своих похождениях? – Феликс, слегка приобнимая Нелюбова за плечи, стал увлекать его в сторону бывших апартаментов покойного брата, где, как уже догадался Борис, теперь располагались комнаты княгини Ирины.

– Наверное, это удивительная история, – со свойственной ему эгоистичностью, приговаривал Феликс Юсупов, и Борис с некоторой горечью отметил, что хоть князь и изменился внешне, внутренне он остался таким, каков и был прежде: избалованный и скучающий светский бездельник, который думает только о развлечениях для своей дражайшей персоны.

– Это, верно, неудобно? Твой слуга сказал, что княгиня больна…

Феликс помрачнел.

– Она больна только для мужиков, что обманом влезли в доверие к государыне Александре Федоровне и теперь пользуются этим фавором для удовлетворения своих непомерных амбиций.

Встретив удивленный взгляд Нелюбова, Феликс с неожиданной для его изнеженной натуры горячностью и даже злостью продолжил:

– Вчера на приеме в Зимнем Ирина по свойски пожаловалась на мигрень, и надо же – рядом оказался этот черт и тут же вызвался осмотреть княгиню на предмет неких женских болезней… А сам, ирод, смотрит… так мерзко и противно, что у меня аж сердце захолонуло.

– Что? Все так плохо?

– Хуже, брат, не бывает! – князь Юсупов горестно вздохнул. – Этот государственный кобель распоряжается сейчас всем; без его ведома не назначают теперь ни министров, ни командующих армиями. И любая мало-мальски значимая протекция или денежный подряд идет только через него. А если вдруг император проявляет волю и в обход Распутина выносит решение – он получает семейный скандал: Александра Федоровна свято убеждена, что судьба России находится под гнетом ужасных черных сил, от которых могут спасти только молитвы да заступничество отца Григория, – Феликс иронически возвел очи горе.

Борис недоверчиво покачал головой.

– А что говорят в Петербур… в Петрограде? Как такое стало возможным?

– Да вот стало… – Феликс яростно блеснул глазами и тихо, но отчетливо произнес: – Убить эту тварь надо! Заманить куда-нибудь в тихое место и… – Юсупов провел ладонью по горлу, – нет больше отца Григория…

– А закон? А царь? – Борис, пораженный таким откровением князя, в изумлении посмотрел на него. – Это же убийство!

Феликс Юсупов, словно не замечая взгляда Нелюбова, всем своим видом показывая, что в этих его словах нет ничего необычного, нервно передернул плечами.

– Государь нам только спасибо скажет… Это, брат, теперь и тебя касается… – Феликс многозначительно взглянул на своего приятеля. – Распутин тебе убийство Свечникова не простил. Да и Варя твоя зря к нему поехала…

Юсупов оборвал себя на полуслове и закусил губу, словно он только что сказал лишнее, которое вырвалось у него случайно, и которое он никак сейчас не хотел сообщать Борису.

– Так Варя была у Распутина? – Борис тяжелым взглядом буквально припер князя к стене. Он и раньше ненавидел эту черту Феликса; в самый ответственный момент разговора, когда нужно было сказать главное, князь ни с того ни с сего, окольными выражениями ловко уходил от темы, имея целью, как видно, помучить своего собеседника. Но сейчас Нелюбов был не склонен терпеть подобные выходки. Гневно сверкнув глазами, он в упор смотрел на Юсупова:

– Не темни! Раз начал, договаривай…

– Ездила, вне всяких сомнений, – Феликс вздохнул и неопределенно передернул плечами, будто сдавшись под давлением Нелюблова, продолжил. – Только никто не знает, что у них там произошло. Бухвостову даже на порог не пустили, – князь презрительно усмехнулся. – Эта дура целый час на улице просидела. Ты к ней съезди, расспроси. Она, пока ты на фронте был, стала Варе за лучшую подругу…

Появившаяся Ирина Юсупова прервала разговор старых приятелей и, обрадовавшись Нелюбову, как старинному знакомому, тут же взяла с него слово, что он сегодня обязательно останется у них ужинать – вечером у Юсуповых должны были собраться несколько знатных и влиятельных семей Петрограда.

Все планы на дальнейшие визиты пришлось отменить. За ужином Борис, презрев нормы великосветского общения, был необычайно молчалив и задумчив. Те радости и заботы, каковыми жили представители высшей знати, с недавних пор перестали интересовать Нелюбова, а намеки Феликса, что здесь собралось самое что ни на есть антираспутинское общество, в конце вечера и вовсе стали раздражать Нелюбова. Борис не мог отделаться от ранее не свойственного ему чувства острой неприязни ко всем этим людям – как можно целый вечер обсуждать деревенского мужика, когда идет такая война и на фронте каждую минуту гибнут люди. Возвращаясь домой, Борис уверился в том, что Юсупов многое ему не договаривает, сообщая лишь те факты, которые напрямую влияют на мнение Бориса о Распутине, и тем самым автоматически вербуют Нелюбова в уже довольно многочисленный стан врагов этого распоясавшегося царского целителя.