Евгений Авдиенко - Последние солдаты империи

Когда Юрий Никифорович вошел в приемную, подполковник Львов поднялся было навстречу своему начальнику и хотел о чем-то доложить, но был остановлен резким взмахом руки и, мигом поняв, что генерал не в духе, остался стоять навытяжку и лихорадочно размышлять о том, что же так сильно с утра разгневало генерала. Данилов меж тем молча проследовал в свой кабинет и, чтобы хоть немного протянуть время с отправкой телеграммы в Ставку великого князя, в которой он был вынужден лишь сообщить об отсутствии какой-либо информации об отряде Сиротина, принялся изучать разложенные на столе газеты, которые целиком и полностью отражали шапкозакидательские настроения военного министра и на своих страницах несли откровенную чушь.

«Надо незамедлительно мобилизовать всю промышленность и приспособить ее к нуждам фронта… А всех рабочих – немедленно перевести на военное положение!» – писала либеральная газета «Утро России».

Данилов усмехнулся:

«Дилетанты! А кушать через год что вы будете?» Он, как никто другой знал, что многие, в том числе и Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, просят у императора отставки Сухомлинова. Но генерал Данилов также видел, что если в ближайшее время эта отставка не последует, то к концу года Россия проиграет войну; проиграет, потому что будет просто нечем и не из чего стрелять по противнику.

Через полчаса, закончив чтение утренних газет и попутной общей корреспонденции, Юрий Никифорович снял трубку телефона и получил неожиданный доклад адъютанта, что полковник Сиротин находится у себя в кабинете и ожидает аудиенции.

– Что же вы сразу мне не сказали! – радостно прокричал в трубку Данилов, у которого сразу же изменилось настроение. – Пусть немедленно войдет… – он уже хотел положить трубку, но в последний момент изменил решение. – Да! Чуть не забыл… через десять минут пришлите ко мне шифровальщика для подготовки телеграммы Верховному главнокомандующему.

Появившийся полковник Сиротин выглядел усталым; воспаленные веки и нездоровый цвет лица свидетельствовали о проведенных бессонных ночах, и Данилов в который раз подивился работоспособности Сиротина: «Мог ведь завтра прибыть, и никто бы его за это не упрекнул», – подумал он, но ничего не сказал вслух и, не дав закончить Сиротину дежурное приветствие, с нетерпением произнес:

– Как все прошло? – Данилов жестом пригласил Сиротина присесть. – «Киевский» вернулся?

– Так точно, вернулся… с первыми лучами солнца, как мы и рассчитывали, – полковник Сиротин, однако, остался стоять и легким наклоном головы показал на карту на стене:

– Господин генерал, разрешите?

– Да, да, конечно!

Сиротин прошел к карте и, не найдя указки, взял лежавший рядом карандаш со сломанным сердечком.

– Юрий Никифорович, я хотел бы сразу оговориться, что мне пришлось немного подкорректировать наш с вами план, потому что в районе выброски группы капитана Нелюбова нашей воздушной разведкой были замечены свежие колонны немецких войск.

Сиротин пристально смотрел на Данилова, ожидая его реакции, но тот молчал, и полковник, выдержав необходимую по этикету паузу, в полфронта встал к карте:

– В 23 часа 40 минут в ночь с тринадцатого на четырнадцатое аэроплан «Киевский» успешно поднялся с аэродрома в семи верстах Варшавы и взял курс на запад, – карандаш Сиротина уперся в точку на карте. Данилов теперь уже подошел к полковнику и, встав рядом, внимательно следил за всеми перемещениями карандаша-указки.

– Ровно через два с половиной часа лету, преодолев около двухсот восьмидесяти верст, «Киевский» под прямым углом повернул влево и спустя шесть минут близ населенного пункта Гранцы успешно сбросил группу подполковника Решетникова, – Сиротин обозначил на карте точку сброса. – Еще через двадцать минут правее деревни Руза была сброшена вторая группа капитана Нелюбова… – на словах «капитана Нелюбова» голос Сиротина дал небольшую хрипотцу. Сделав паузу, он откашлялся в кулак и, подняв глаза, столкнулся со сверлящим взглядом Данилова, молчаливая фигура которого была более похожа на статую командора.

– Извините… что-то горло прихватило, – Данилов нетерпеливо кивнул, показывая, что он принимает эти извинения, и Сиротин продолжил:

– Таким образом, первая часть плана была нами успешно реализована – обе группы оказались в непосредственной близости от немецких железнодорожных станций, где имеют возможность, уже этим утром, сев на поезд, добраться до деревни Лейтен, – Сиротин положил карандаш рядом с картой и повернулся к Данилову. – Если только их не подвели парашюты и по приземлении они сразу же не напоролись на немецкий патруль…

– Вы опрашивали авиаторов? Они рассказывали какие-нибудь подробности?

– Так точно! Опрашивал. Ориентиром для сброса группы подполковника Решетникова служил изгиб реки. В бликах, что шли от воды, штабс-капитан Горшков и его экипаж отчетливо видели три раскрытых парашюта… – Сиротин замолчал, пытаясь подобрать более подходящую формулировку.

Возникла небольшая пауза.

– А группа Нелюбова? Что вы молчите? – в голосе генерала Данилова отчетливо слышалась напряженность. – Сколько раскрытых парашютов видели летчики?

Сиротин вздохнул:

– Ни одного…

– Не может быть! – ахнул Данилов и с недоверием покачал головой. – Не может быть, чтобы все три парашюта отказали. Котельников заверял меня, что… – Данилов замолчал. Он понял, что все заверения конструктора сейчас не важны; важно было лишь то, что судьба второй группы была уже практически решена.

– Юрий Никифорович! Я не считаю, что вся группа капитана Нелюбова разбилась.

Данилов обреченно махнул рукой, словно для него это вопрос был уже ясен, и в крайне расстроенных чувствах посмотрел на карту:

– Бросьте, Александр Иванович! В нашем деле чудес не бывает. Если команда «Киевского» не видела ни одного раскрытого купола, значит, их не было! И они погибли…

– Я позволю себе с вами не согласиться… Они прыгали на густой лесной массив вот здесь, – Сиротин указательным пальцем правой руки ткнул в место на карте и, в то же мгновение поняв, что совершил грубую оплошность, схватил обломанный карандаш.

– Извините, Юрий Никифорович! Забылся…

– Да не извиняйтесь вы ради бога! Что за манера! – с раздражением взорвался Данилов и, сам через секунду смутившись от этого чувственного порыва, миролюбивым тоном добавил: – Продолжайте, господин полковник…

– По плану, они должны были прыгать здесь, – карандаш Сиротина сместился чуть левее. – В этом месте тоже есть маленькая речушка и также должна была быть подсветка от воды. Но прыгали они вот здесь, – карандаш Сиротина сместился на сантиметр вправо. – А в этом месте реки нет. Поэтому я считаю, что мы не должны хоронить их раньше времени. Горшков с экипажем в этой дьявольской темноте могли просто не заметить раскрытые парашюты…