Алекс фон Берн - Колонна Борга

Гитлер повернулся к нему спиной и направился в спальню. В этот момент Линге сзади обхватил руками голову фюрера, пытаясь засунуть ему в рот ампулу. Но это оказалось совсем не так легко. Фюрер возмущенно сопел, пытаясь вырваться, и это ему почти удалось. Линге было ослабил хватку, но тут вдруг понял, что Гитлер сейчас повернется к нему лицом и тогда придется взглянуть в глаза хозяину. Нет! Это невозможно! Линге плотно сдавил горло фюрера и держал его до тех пор, пока тело не обмякло.

Из спальни вышел Штумпфеггер. Когда Линге уложил тело фюрера на пол, Штумпфеггер вложил в рот Гитлера ампулу с цианидом и раздавил ее щипцами — точно так, как это сделал Хаазе с овчаркой Блонди. Резкий запах миндаля наполнил комнату.

— Не стойте столбом, зовите Гюнше и Бормана, — прикрикнул Штумпфеггер на Линге.

Линге выбежал в вестибюль и хрипло прокричал затаившим дыхание присутствующим:

— Фюрер умер!

— Гюнше, пока никого не впускайте! — распорядился Борман. — Я посмотрю.

Линге, словно зомби, вскарабкался по лестнице в верхний бункер, сообщая всем встречным: «Фюрер умер!»

Борман пробежал через коридор и быстро поднялся по лестнице запасного выхода. На площадке запасного выхода стоял окровавленный Баум, возле его ног лежала завернутая в.госпитальное одеяло женщина.

— Что случилось? — спросил Борман, тяжело дыша от непривычной нагрузки.

— Русский снаряд, — ответил Баум, морщась от боли. — Мне зацепило руку и плечо, Ауэра разнесло чуть ли не в клочья, а ей досталось десяток осколков в грудь. Умерла минуты три назад.

— Вы можете передвигаться? — спросил Борман. Баум кивнул. — Сейчас вам сделают перевязку, и вы доставите женщину, которая выйдет из бункера, вот по этому адресу.

Он сунул в руку Бауму бумажку. Тот внимательно прочитал адрес, пароль и сжег бумажку в пламени зажигалки. Борман подхватил тело в одеяле и потащил его вниз по лестнице.

Штумпфеггер уже усадил фюрера на диван. Увидев окровавленное тело в одеяле, он присвистнул и велел:

— Несите ее в спальню, надо переодеть платье. Это все в крови.

— Наверху, у запасного выхода ждет человек. Он ранен, сделайте ему перевязку, —отрывисто бросил Борман, тяжело дыша.

Штумпфеггер подхватил аптечку и вышел.

Ева уже пришла в себя и с недоумением смотрела на Бормана, затаскивающего труп в спальню.

— Фрау Ева, — сказал Борман. — Фюрер умер. Он нас оставил, так что и нечего говорить… У запасного выхода вас ждет человек, он проводит вас в безопасное место. Вы поняли?

Ева с ужасом глядела на труп незнакомой женщины.

— На ней мое платье! — вскричала она.

— Да, но его надо снять, оно все в крови, — сказал Борман. — Вы мне поможете.

— Нет! — вскричала Ева. Она хотела выбежать из спальни, но дорогу перегораживал труп, а перешагнуть через него у нее не хватало духа.

— Да! — усмехнулся Борман и снял со спинки кровати голубое платье. — Нам надо торопиться.

Ева, словно в гипнотическом трансе, помогла переодеть труп в свое платье и, пошатываясь, пошла к выходу. Увидев на диване Гитлера с выпученными глазами и полуоткрытым ртом, Ева упала на колени и зарыдала. Здесь ее увидел Штумпфеггер, усадил на диван и сделал укол успокаивающего. Отбросив пустую ампулу, он сказал:

— Идите, фрау Ева. Вас ждут у запасного выхода.

Несостоявшаяся самоубийца медленно побрела к выходу. Борман проводил ее взглядом и сказал Штумпфеггеру:

— Посадите тело рядом с фюрером, а я схожу за остальными. Да, коронка при вас? Поставьте ее на место. Только поставьте, в остальном дантист поработал заранее.

Штумпфеггер вставил коронку Евы, которую та так и не установила, в рот мертвой женщины и перенес труп на диван.

Когда Борман вышел в вестибюль, все обсуждали смерть фюрера. Борман с суровым лицом и со всей возможной торжественностью произнес:

— Фюрер умер достойно, как подобает солдату… на своем посту!

Он отодвинулся в сторону, приглашая всех остальных убедиться в правоте его слов. Толпившиеся в вестибюле прошли в комнату и увидели сидящего на диване фюрера и светловолосую женщину рядом с ним. В полумраке аварийного освещения трудно было понять, что это не Ева, — впрочем, никто и не присматривался.

Тогда это было неважно. Это потом те их них, кто остался в живых, будут излагать путаные и противоречивые версии, меняя их в зависимости от собственной фантазии и ретивости следователей. Правду знали только Линге, Гюнше, Штумпфеггер и Борман. Двое первых давали показания следователям Смерша и Разведуправления Генштаба Красной армии. Но в свете известных фактов эти неоднократно менявшиеся показания, мягко говоря, неубедительны. Линге с Гюнше так и унесли с собой в могилу тайну смерти фюрера. Как же они боялись того, кто запретил им рассказать правду!

Первое следствие вести о смерти фюрера, разнесенной Линге по верхнему бункеру: все дружно закурили. Смерть фюрера открыла дорогу к спасению, и падение дисциплины среди оставшихся без работы охранников фюрера приостановилось, что несказанно обрадовало Раттенхубера.

Раттенхубер и Борман занялись организацией «похорон» фюрера. Из гаража рейхсканцелярии еще накануне по распоряжению Бормана в угольный подвал доставили несколько канистр с бензином, и теперь настало время использовать их содержимое. Трупы уложили в воронку недалеко от запасного выхода, облили бензином и подожгли. В импровизированных похоронах участвовали Шедле, Кемпка, Гюнше, Линге и еще двое человек из охраны, которых прислал в помощь Раттенхубер, проворчав: «Фюрер оставил нас одних, а теперь еще надо его труп тащить наверх».

Шарфюрер Тарнов пришел к повару рейхсканцелярии Ланге за пищей для щенков и сказал ему:

— Фюрер умер.

Ланге ошеломленно сел на стул и тупо спросил:

— Что же теперь мы будем делать?

— Я буду кормить щенков, — ответил Торнов и ушел.

Какой вопрос, такой ответ.

Занимаясь «похоронами», Борман решил занять и Геббельса, чтобы тот не путался под ногами и подбросил ему коварную мысль: начать переговоры с русскими о перемирии и условиях капитуляции. Фюрера больше нет, и почему бы русским не начать переговоры с теми, кто теперь представляет новое руководство рейха? Геббельс живо ухватился за эту идею и оживленно обсуждал ее с Кребсом как специалистом по России. С целью обсуждения организации переговоров с русскими и был вызван в бункер генерал Вейдлинг.

Вейдлинг целый час преодолевал расстояние чуть больше километра от своего командного пункта до рейхсканцелярии. Когда он в начале седьмого вечера вошел в бункер, то был огорошен известием о самоубийстве Гитлера и воспринял это как дезертирство командира с поля боя. Впрочем, он не дал воли чувствам, а лишь спросил: