Алекс фон Берн - Колонна Борга

С этим дело тоже обстояло не блестяще: в городе лет триста не было ни одного сумасшедшего, а самым крупным преступлением (так и оставшимся нераскрытым) оставалась кража серебряного подсвечника и портрета императора Франца-Иосифа в золоченой раме из дома бывшего бургомистра в одна тысяча девятьсот седьмом году. Улицы красных фонарей (или хотя бы чуланчика с красным фонариком) в городе никогда не водилось. И явных Уродов тоже не наблюдалось. Единственный, кто уверенно потянул бы на «носителя физического вырождения», был Косой Франта, да и того угораздило помереть прошлой осенью. В общем, ситуация складывалась угрожающая.

— Что же за город у нас такой?! — посетовал Машек. — Не воруют, не грабят, девок срамных нет… Как же мы отчитаемся по «носителям нравственного вырождения»? Ладно, уродов нет, так это оттого, что климат у нас здоровый, а вот с этими…

— А трактирщик Потучек? — вдруг радостно хлопнул себя по лбу Валчик. — Вот уж он точно «носитель нравственного вырождения»!

— Это еще почему? — удивился Машек.

— Так ведь, стоит клиенту немного перебрать, как Потучек ему тут же орет: «Эй ты, задница! Плати и проваливай! Довольно с тебя пива!» — объяснил Валчик и добавил неприязненно:

— И это — не взирая на возраст и чин!

Однако Машек не согласился с ним, резонно возразив:

— Да ты сам хорош! Помнишь, как ты орал на Габчика, когда тот проиграл тебе в карты пять геллеров и долго не мог отдать? «Отдавай долг, старая задница, пока я тебя в кутузку не засадил»! Было такое?

— А кто же он еще, как не задница, ежели полгода карточный долг не отдает?! — возмутился Валчик. — Да и все равно не мог я его тогда в кутузку запереть! Помнишь, тогда старый полицмейстер Бареш по пьяному делу ключи от участка потерял? Так ведь и не нашли…

— Да ладно тебе! — поморщился Машек. — Ты бы лучше подумал, нет ли у нас каких преступников на подозрении? Помнишь, три года назад у Потучека из кладовой окорок пропал?

— Это он так сказал, — скептически ухмыльнулся Валчик, — когда его госпожа Мюллерова про окорок спросила. Она хотела окорок в приют отправить с рождественскими подаркам, а Потучек накануне его со своими приятелями под будейовицкое… Эх, отличный был окорок, скажу я тебе! Вот что жаль, — так это что у нас срамных девок не было в городе. Вот был я лет двадцать назад в Праге, так…

— А вот Марушка Горакова, пожалуй, подошла бы, — вдруг оживился Машек. — Она даже с Косым Франтой шашни крутила…

— Ага, а тебе по уху съездила, когда ты ее в сарай затащить хотел! — со смехом вспомнил Валчик. — Так тому уж лет двадцать минуло! Не та уж Марушка, не та… Да, жаль! Что годы с нами делают…

Таким образом отпали все возможные кандидатуры. Поэтому утром, Машек, захватив с собой кучу архивных документов и Валчика, в течение получаса доказывал мрачневшему на глазах Швальбе, что искомого «материала» в городе нет. Швальбе раздраженно отбросил бумаги и велел бургомистру с вахмистром убираться, угрожающе добавив:

— Я лично расцениваю все это как саботаж и обязательно доложу об этом в Прагу самому СС-группенфюреру Франку!

После чего полумертвые от ужаса Машек и Валчик снова заперлись в архиве, но не для поисков новых документов, а чтобы в тишине и покое распить перед неизбежным арестом бутылку сливовицы. Крепкая ароматная сливовица и бессонная ночь сделали свое дело: Валчик и Машек так и уснули за столом. Валчик всегда спал без сновидений, а Машеку снился кошмар: страшный фельдфебель Хакенкройц тащит его в кутузку, зацепив крюком стального протеза за шиворот, а Валчик не может найти ключи и кричит: «Господин начальник, я не виноват! Это сам бургомистр потерял ключи по пьяному делу! И на самом деле он не Матчек, а Машек! А ключи поищите в заднице трактирщика Потучека: их всегда прячет туда вахмистр Валчик шутки ради!»

Между тем Швальбе решил лично убедиться в справедливости доклада Машека и отправился осматривать город. Он хотел найти еврейское кладбище, вполне логично рассудив: живые евреи могли попрятаться или разбежаться, но мертвые евреи деться никуда не могут! Еврейское кладбище послужит убедительным доказательством наличия в городе Фридрихсбрюк еврейского населения.

Однако ни еврейского кладбища и даже ни одной еврейской могилы за целый день поисков он так и не нашел. Обнаружив в городе крохотный краеведческий музей, Швальбе зашел и туда, но и там, за пару часов подробно изучив историю города, он лишь убедился в том, что в докладе Машека все было абсолютной правдой.

В музее на Швальбе произвел впечатление макет города, любовно сделанный лет десять назад местным художником. Макет ему настолько понравился, что Швальбе тут же велел перенести его в свой кабинет. Макет занял весь огромный стол для совещаний, и Швальбе хищно склонился над ним, словно гриф над издыхающей жертвой. Он пытался раскрыть тайну проклятого города, не желавшего выдавать евреев. Швальбе так рассчитывал на награды и очередное звание за успешное проведение акции по «деюдизации» вверенного ему города, — и вдруг такой удар: в городе уже пятьсот лет нет ни одного еврея! Разум Швальбе отказывался смириться с подобной подлостью. Он сутками просиживал над макетом, мрачно сверля его взглядом и в конце концов неизбежно впал бы в тихое помешательство, если бы не внезапное озарение, пришедшее ему в голову на третьи сутки непрерывных бдений.

Очнувшись среди ночи от сна-полузабытья, Швальбе схватил бумажную телеграфную ленту, найденную им в ящике письменного стола и закрепил ее на шпиле церкви. Затем он соединил ленту в треугольник. Углы треугольника образовали шпиль церкви, башня ратуши и высокая каминная труба на крыше третьего по величине дома в городе, принадлежавшего госпоже Мюллеровой. Затем он присел и долго всматривался в макет, определяя следующие по высоте три здания. Найдя их и также соединив лентой, Швальбе испытал совершенно дивное чувство эйфории: два треугольника образовали неправильной формы, вытянутый с севера на юг, но совершенно отчетливый Щит Давида. Вот оно! Вот!

Швальбе уселся за стол и немедленно принялся лихорадочно строчить доклад в Прагу.

«Группенфюрер! Прибыв в назначенный мне город, я немедленно приступил к подготовке очистки города от еврейского элемента, а также носителей нравственного и физического вырождения в осуществление приказа фюрера об аризации Богемии и Моравии. Проведенные мной тщательные исследования показали, что в настоящее время в городе отсутствуют носители нравственного и физического вырождения (умственно и физически неполноценные, преступники и проститутки). Еврейского населения в городе нет последние пятьсот лет. Нет в городе и немцев, несмотря на то, что окрестные земли населены преимущественно немцами. Все это показалось мне весьма подозрительным. Проведя детальные исследования, я обнаружил, что город в действительности является мистическим центром евреев Богемии и Моравии, а возможны (учитывая географическое положение города) и всей Европы. Путем особой архитектуры города он обрел явные магические функции, направленные на поддержание процветания еврейства. Жители города внешне не похожи на евреев, не придерживаются их обрядов и даже не держат еврейского кладбища — и все для того, чтобы не привлекать внимания к этому зловещему месту. В городе нет немцев, потому что даже небольшая частица арийского духа может ослабить магическое воздействие этого центра на территорию Европы. Я убежден, что без принятия срочных и эффективных мер в отношении данного места невозможно осуществить эффективную и долгосрочную очистку как Богемии и Моравии, так и Европы в целом от разлагающего влияния еврейства.