Стефан Гейм - «Крестоносцы» войны

Он бродил по улицам, не выбирая направления, забыв о времени. И вдруг он услышал впереди себя музыку, увидел движущиеся флаги. Сначала он едва угадал мелодию «Марсельезы», потом она окрепла, зазвучала мощно, в полную силу. Он невольно приспособил шаг к ритму музыки.

Процессия приближалась, он уже ясно видел жандармов, городских сановников, барабаны, флаги. Тихо шевелились от ветра ленты и кружева на живописных костюмах девиц из роллингенского общества молодых женщин, бросавших на него любопытные взгляды.

А вот шагают Иетс, Макгайр и Абрамеску!

Бинг взял винтовку к плечу и застыл на тротуаре.

Но Иетс не ответил на приветствие, словно и не видел Бинга.

Парад освобождения, как он ни был скромен, произвел некоторый эффект. В окнах кое-где появились французские флаги. Радиогрузовик на рыночной площади собрал больше народу, чем ожидал Иетс.

Макгайр поставил грузовик около самой церкви. Церковные часы только что пробили шесть, звук еще дрожал в вечернем воздухе. В грузовике сидел Бинг, предвкушая разнос, который Иетс обещал ему учинить, как только кончится радиопередача.

Иетс, стоя возле грузовика, с нарочито равнодушным видом наблюдал толпу. До него доносились обрывки разговоров. К любопытству все еще примешивался страх; люди ждали либо выступления союзнического «фюрера», либо приказов. По тому, как одни держались подчеркнуто тихо, а другие неестественно бодро, видно было, что у многих рыльце в пушку. Иетс уловил общий вздох облегчения, когда люди наконец поняли, что отчетливый, уверенный голос диктора всего-навсего сообщает последние известия.

Иетс чувствовал, что голова у него раскалывается; все мешалось в сознании — угроза, затаившаяся в городе, предвкушение визита к Березкину, злость на Бинга, медленно остывающая боль разлуки с Терезой. Он еле дождался конца передачи. Как только она кончилась, он заглянул в грузовик, где Бинг запирал аппаратуру и складывал свои записки.

Ну, сейчас начнется, подумал Бинг.

— Это что еще за выдумки — отлучаться без доклада? — начал Иетс и спросил, неужели Бингу нужно объяснять, какая здесь обстановка, когда местные нацисты все еще рассчитывают на возвращение немцев и никто не может ничего предсказать на час вперед. Ведь это передовая! Он категорически требует дисциплины, в особенности от Бинга, которому следовало бы самому понимать такие вещи…

— Почему я отлучился? Не знаю. Не нравится мне этот город. От него под ложечкой сосет. Надо было пойти, посмотреть.

— Что посмотреть?

— Не знаю…

— А, черт! Нам всем здесь не нравится! Вы мне были нужны. А вы пропали неизвестно куда. Я не потерплю…

Иетс осекся. О чем он говорит? Откуда ему знать, почему человек уходит или остается, выполняет или не выполняет то, что принято называть долгом? Откуда ему знать, что вынудило Бинга пуститься в свои одинокие странствия по городу?

— Ладно, — сказал Иетс. — Чтобы этого больше не было. Понятно?

— Да, сэр. — У Бинга был свой метод претерпевать неприятности, которые мало его интересовали. Он умел стоять, глядя человеку в глаза, но как бы погрузившись в дремоту, отпустив мысли бродить на свободе. Он выучился этому в школе, в Германии, под руководством придирчивых, надутых, самодовольных учителей.

Ответ Бинга прозвучал неубедительно, и Иетс уже думал, что бы еще добавить к своей проповеди, когда до площади донесся грохот приближающейся автоколонны. Бинг помчался взглянуть, что происходит; Иетс — за ним.

И вот в последних отблесках дневного света из-за угла показались сначала броневик-разведчик, потом транспортеры, потом грузовики с солдатами — молчаливые, хмурые лица, прорезанные черными тенями; солдатские лица перед боем. Колонна держала направление на Метц. Иетс разглядел опознавательные знаки на машинах: это Фарриш бросал в дело свои резервы.

Ехавший в одной из машин высокий белокурый офицер, привстав, помахал рукой Бингу; Бинг что-то крикнул и помахал ему в ответ.

— Это капитан Трой, — сказал он Иетсу, и глаза у него потеплели.

— Вы его знаете? — спросил Иетс.

— Да, — ответил Бинг, — довелось встретиться четвертого июля.

— Вот как.

— Надо полагать, что сегодня ночью немцы не доставят нам беспокойства.

Несколько хвостовых машин, отделившись от колонны, свернули на площадь и остановились; солдаты попрыгали на землю, но не разошлись, — видимо, чего-то ждали.

Колонна скрылась из глаз, только редкие искры еще порхали в воздухе.

— Легче стало на душе, — улыбнулся Бинг. — Можно я с ними поговорю?

— Валяйте!

Но Бинг застыл на месте. С той же стороны, откуда шла мотопехота, дребезжа подкатили четыре стареньких гражданских грузовика, в кузовах которых тесно, плечом к плечу, сидели мужчины и женщины.

Грузовики тоже остановились на площади. Солдаты подошли к ним, открыли борта и стали ждать, пока пассажиры сойдут на землю.

Не обменявшись ни словом, Бинг и Иетс подошли ближе и стали смотреть.

Вдруг Иетс громко выругался.

— Пошли, — сказал он наконец. — Пошли прочь отсюда!

— А что? — спросил Бинг. — Вы же знали, что так будет. Я вам говорил.

— Вы видели эту девушку? — спросил Иетс. — Вон ту, стриженую. Это немцы сделали — может, им ее волосы понадобились, может, для того, чтобы она не убежала. Она училась в Киевском университете. Она читала Гёте.

Бинг засмеялся.

— Чему вы? — оборвал его Иетс.

— Я подумал, как это пригодится ей, когда она опять спустится в шахту Делакруа и К°.

Солдаты разбили рабочих-иностранцев на группы и увели. Над холмами, обычно озаренными пламенем доменных печей, вспыхивали молнии далеких разрывов.

На следующее утро, часам к десяти, в Роллинген явился Уиллоуби. Он вошел в зал «Золотого барана» в превосходном настроении. Придвинул себе стул, уселся, вытянул ноги и спросил, любезно улыбаясь: — Хорошо ли поспали?

Ах, мерзавец, подумал Иетс.

— Благодарю, сэр, спали хорошо, после того как прибыли наши войска. А вы, видимо, рано встали?

— Угу!

— Жаль, что вас здесь не было вчера вечером, когда перемещенных водворяли обратно в шахты, — сказал Иетс, глядя прямо в лицо Уиллоуби.

Майор и бровью не повел.

— Вот как? — сказал он. — Ну что ж, это не наше дело, значит, и спорить об этом не стоит.

Иетс не собирался спорить. С появлением Уиллоуби вопрос о перемещенных лицах отодвинулся на второй план. Полусознательно Иетс все время ожидал такого фокуса, — очень уж ласково майор прощался с ним в Вердене. Он мог бы догадаться, что Уиллоуби так легко не уступит ему Березкина. А все этот несчастный парад. Нужно было сказать рыжебородому мэру, что ему вполне хватит отдела связи с населением, пожарных и общества молодых женщин.