Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

И он снова видит Катю в стайке молодых девушек. На ней каракулевая шуба, на голове шелковый платок, на ногах французские туфли на высоких каблуках.

Стоя в пятнадцати шагах от нее, он с ожиданием глядит в ее сторону. Даже не повернув головы, она проходит мимо, возбужденно болтая с девушками.

Он спешит за ними. Как огромная разверстая пасть, черная ночь поглотила девушек. Он слышит их речи, эхом отдающиеся от стен домов, слышит их удаляющийся смех, веселый стук каблучков по вымощенным камнем тротуарам.

В отличие от других русских девушек, она чертовски элегантна, эта Катя! Откуда у нее такие вещи? Наверняка, от какого-нибудь поклонника. Только слепой мог бы пройти мимо такой роскошной женщины. Наверняка она уже является чьей-нибудь собственностью, скорее всего любовница такой шишки, что тот даже не решается открыто появиться вместе с ней.

И этот любовник наверняка уже ждет ее, она идет к нему, а маленький обер-лейтенант опять размечтался, стал строить пустые иллюзии.

Он бредет по улице наугад, примерно в том направлении, где находится его пристанище, и с тоской думает о родном доме.

И вдруг где-то впереди — снова стук каблучков и приглушенные женские голоса. Он сразу ускоряет шаг. Уже привыкший к темноте, он подкрадывается поближе, чтобы не потерять их из виду. Две девушки, взявшись под руку, как раз пересекают улицу у зоопарка.

Не замедляя и не ускоряя шага, даже не оглядываясь, они беззаботно продолжают свой путь.

Но в ночном Харькове люди или останавливаются и оглядываются, или ускоряют шаг и ищут укрытие, если только услышат или почувствуют, что кто-то следует за ними.

Неужели девушки его не заметили?

Это же Катя! Какая у нее походка! Как она при каждом шаге поднимает и ставит ножку — это же просто музыка!

На углу, отделенный теперь от красавицы только шириной улицы, он останавливается, оглядывается: теперь или никогда…

Лихо надвинув фуражку еще ниже на лоб, переместив пистолет чуть дальше назад, постучав сигаретой о тыльную сторону ладони, а потом вдруг резким рывком выбросив ее, он движется вперед — внезапно им овладевает отличное настроение. «Операция «Седая борода». Цель? Предпринять все, чтобы на эту ночь отнять у высокопоставленной сволочи его голубку! Итак, за дело — и без сантиментов!

И вот он уже возле нее, отдает честь, наклонив голову, ибо она даже не достает ему до плеча.

— Добрый вечер, дамы!

— Добрый вечер! — отвечают обе одновременно и по-немецки.

— Разве Вы не заметили, что за Вами кто-то идет? Обе девушки звонко смеются, и смех Кати звучит легко и весело, как колокольчик на русских санях.

— И Вам нисколько не страшно — вот так, одним, ночью?

— Еще как, герр обер-лейтенант! Мы оч-чень бояться! — Это произносит более высокая — очевидно, подруга Кати, и девушки снова смеются, на сей раз несколько смущенно.

— Тогда не позволите ли мне предложить Вам себя в сопровождающие?

Пока он говорит, Катя смотрит на его губы, словно хочет прочесть по ним слова. Сжав маленькую ручку в кулачок, наморщив лоб, она, безмолвно шевеля губами, повторяет то, что сказал немецкий офицер. Он говорил очень быстро, с каким-то другим, более мягким акцентом, чем остальные немцы, и фраза эта была такая длинная и трудная. Она делает маленький перерыв, напряженно раздумывает, как ответить ему столь же изысканно, облизывает губы, берет его за руку, чтобы он посмотрел ей в лицо, сияющее от удовольствия, и торжественно начинает:

— А мы, герр обер-лейтенант, для нас, девушек, это был бы высокая честь и большой удовольствие, если Вы нас проводите немножко! Ух! — выпаливает она после такого напряжения, и обе девушки снова звонко смеются.

— Вы произнесли это просто очаровательно!

Виссе не хотелось бы критиковать девушку; он замедляет шаг, чтобы как раз втиснуться между ними: тут Катя берет его под руку, на какой-то миг прижимает его локоть к своей груди, смотрит на него сияющим взором и спрашивает:

— Хорошо так?

— Карашо! — отвечает он.

— Ка-ра-шо! — поет Катя. При этом она весела, раскованна.

Живо болтая, она рассказывает, что служит в немецком штабе переводчицей, очень любит ходить в оперу и, нисколько не стесняясь, сообщает, что очень рада идти вместе с обер-лейтенантом. Немецкий она учила в школе и в университете.

Потом они беседуют о музыке. Виссе поклонник Вагнера, и он спрашивает, доводилось ли ей слышать концертное исполнение «Лоэнгрина». Он любит и русских, и итальянских, и французских композиторов. Над Красной площадью встает окутанная дымкой луна и заливает серебряным, призрачным светом дома и улицы. Кругом — ни души. Это небезопасно для немца — идти ночью с двумя русскими женщинами по улице, которой он, к тому же, не знает. К северу от Харькова все еще держатся партизанские отряды, которые ночью нередко проникают в город, совершают налеты, а днем скрываются в леса. Однако выстрелы, которые время от времени звучат ночью, — чаще всего результат деятельности перепуганных итальянских патрулей.

Катя, которую в действительности зовут Зоей, живет с подругой в одном из больших, прилегающих к Красной площади, еще не отштукатуренных домов, куда ее вселил германский вермахт.

Девушка вынула руку из-под его локтя, и, стоя перед обер-лейтенаитом, хочет поблагодарить его и попрощаться. Подруга открыла ключом невидимые в темноте ворота и ждет; ворота уже наполовину открыты.

Виссе знаком с разными видами любовных утех, этим неофициальным предметом обучения на военной службе, рассматриваемым как тема номер один. Пребывание солдат в различных странах обогатило их познания обилием вариантов.

Он нередко принимал участие в таких товарищеских мероприятиях, вносил активный вклад в подготовительную развлекательную болтовню, укрепляющую контакты и призванную подготовить девушек к предстоящему штурму, — но в последний момент, как правило, исчезал.

Слишком уж безобидно и по-сестрински весело радовалась эта Катя тому, что он проводил ее домой. Разве может тут что-нибудь получиться?

«Как брат я не должен ее разочаровать», — думает он с горькой самоиронией.

Под его взглядами она опустила голову. Ее лоб не очень высокий, но чистый и ясный, красивые брови вразлет обрисованы четко; ее лицо бледнее, чем более оживленные макияжем лица блондинок, а ее высокие скулы, чуть косо расставленные глаза и плоский носик придают ей какое-то печальное и незнакомое очарование.

Она опустила ресницы.

До этого она была так весела, и все ее лицо смеялось. Теперь у полных губ появилась жесткая, неприязненная черточка, она выглядит намного старше, лицо стало по-матерински строгим. Она чувствует его вожделение и воспринимает его как непростительное легкомыслие.