Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

Посты пробираются через глубокий снег и отвечают на поздравления с Рождеством, которые кричат им Виссе и Кремер.

Никто из солдат в колонне, мучительно везущей вперед на ручных санках и салазках провиант и боеприпасы, не поднимает головы. Для них пожелание счастливого Рождества звучит как насмешка.

В бункере жарко натоплено. Безе украсил сосенку пестрой бумагой, витаминными шариками и свечками. Под деревцем расположились даже рождественские ясли, которые смастерил Зельнер, расписывающий церковные окна. Радисты подвели к бункеру кабель и подключили громкоговоритель, из которого звучит рождественская музыка. Безе сообщает Виссе, что генерал-полковник Паулюс забрал генерала Татарану в Питомник для посещения лазарета. Румынский генерал попросил несколько коробок витаминных шариков.

— Вас не удалось найти, господин капитан. Что мне было делать, я отдал ему три полные коробки по тысяче штук в каждой. Для раненых, ведь им сейчас приходится труднее всех.

— Я сделал бы то же самое! — успокаивает его Виссе.

— Это была наша последняя добавка к довольствию. Теперь осталось всего несколько сотен штук!

Когда по радио раздается звон рождественских колоколов на Кельнском соборе, Безе зажигает на сосенке свечи.

Несмотря на все ухищрения, Безе не удалось добыть дополнительных продуктов для рождественского стола, но он тайком сэкономил шоколад и коробку сигарет, и вот для каждого есть подарок из двух плиток шоколада, остатка витаминных шариков и сигарет. И, похоже, самое трудное для Безе было — притом, что вот уже две недели нет ни капли шнапса поставить на стол заполненную на две трети литровую бутылку водки.

— Это последняя капля со склада в Гавриловке. Я почти сошел с ума за последние две недели! — со смехом говорит он. — Но пришлось стиснуть зубы!

Но самый большой сюрприз — пачка писем, которые принес Безе. Некоторые из них лежат уже несколько дней. Безе своей волей оставил их у себя для рождественского вечера. Каждому приятно получить почту, а сегодня она есть для всех. Виссе получает даже два письма из дома.

— Господин капитан, предлагаю отпраздновать Рождество вместе. Потом каждому захочется вспомнить своих и побыть наедине с самим собой. Но прежде пусть каждый прочтет свои письма!

Все согласны. Требуют, чтобы их новоиспеченный капитан произнес речь.

— Может быть, споем сначала «Тихая ночь, священная ночь»?

На втором куплете в дверь раздается громкий стук. Вскочившие Кремер и Кнауч общими усилиями открыли покрытую толстой коркой снега и льда дверь лишь на небольшую щелочку.

— Смотри-ка, здесь кто-то лежит! Поддерживая справа и слева, они втаскивают в бункер солдата. Плотно закутанный в маскхалат он, похоже, не потерял сознания, но замерз и полностью выбился из сил и сразу снова оседает на пол. Безе подносит ему ко рту бутылку водки. Это возвращает его к жизни. Он поднимается на колени. Кремер пытается помочь. Солдат отказывается от помощи, устало сбрасывает капюшон, снимает каску, шатаясь от слабости подходит к сосенке, становится на колени перед ней, поднимает сложенные руки к рождественским яслям и не может сдержать слез, оставляющих полосы на его изможденном, заросшем бородой лице. Он беззвучно шепчет что-то про себя. Заметив капитана, поднимается, прижав к бокам руки, пытается встать «смирно».

— Унтер-офицер Бабушке, часть… — Виссе не может разобрать фамилию командира части. — Мы стояли под Карповкой, — докладывает он, — и должны были действовать как штурмовая рота при прорыве из «котла». Вместо того чтобы прорываться, пока у нас еще были силы и мы были готовы к этому, нас оставили лежать и подыхать с голода, пока нам не стало все безразлично. Вы же видите, господин капитан, даже не могу стоять прямо. Сегодня днем нас вдруг отвели в армейский резерв! «Гром» отменен. Все! Мы больше не выберемся отсюда. Из-за этих преступников мы все здесь подохнем!..

— Как вы сюда попали? Почему вы не в своей роте? — Виссе, раздраженный тем, что сказал унтер-офицер, прерывает его более резко, чем хотел бы. Он подозревает унтер-офицера в дезертирстве и сразу же раскаивается, что так набросился на человека, который шатается от слабости, и рад, что Безе усаживает унтер-офицера на стул и наливает ему чай.

— Сегодня Рождество, и оставайся-ка с нами, что бы с тобой ни случилось.

— Кто это решает? — спрашивает Виссе.

— Сегодня — человек, господин капитан. А завтра снова чин!

Виссе улыбается: ему это нравится.

— Я не успевал за всеми, — защищается унтер-офицер. — Около вокзала я совсем выбился из сил и отстал. Тут увидел указатель, потом свет, услышал вашу песню «Тихая ночь, священная ночь». Я только хотел добраться до своих товарищей! Не хотел подохнуть в рождественскую ночь один на улице.

«Даже если унтер-офицер был дезертиром, то вместе с ним нужно было бы повесить или расстрелять тех, кто в этом виноват и довел его до этого». — Виссе пугается одной лишь этой мысли.

— Сегодня ночью вы останетесь с нами, отогреетесь и выспитесь! Завтра отвезем вас на машине в вашу часть!

— Если можно, я просил бы позволения сразу же улечься в углу…

Бодрость, которую придала ему водка, быстро прошла. Виссе видит, что он просто валится с ног от усталости.

— Из меня получится плохой Дед Мороз, — унтер-офицер улыбается, выкладывая все из своих оттопырившихся переполненных карманов. Это гранаты-«лимонки» и боеприпасы к автомату. Он тщетно ищет еще хоть крошку хлеба. Кремер организует ему полмиски супа и кусок хлеба, и каждый дает по кусочку шоколада.

Хотя они спели еще несколько рождественских песен, праздничное настроение испарилось. Унтер-офицер ложится на топчан и смотрит на них широко открытыми глазами. Виссе поднимается.

— Друзья, всюду, где в ату святую ночь, будь то на родине, в Норвегии, в Африке или здесь, у нас, люди добры друг к другу, там царит настоящее Рождество! В эту рождественскую ночь Сталинград стал немецким островком. В этот час мы не окружены. На тысячи километров протянулся мостик, по которому передается наша тоска по дому и я думаю, что каждый ощущает, что в этот час все мысли его близких стремятся к нему. Мы не брошены и не забыты! В своем рождественском обращении фюрер обещает, что для нашего освобождения будет предпринято все!

Люди усмехаются. Они слишком хорошо знают положение. Оно становится все безнадежнее с каждым днем.

— И сегодня ночью, когда мы так уютно сидим здесь в тепле вокруг елочки и можем мечтать, чтобы на земле царил мир, война все-таки продолжается. В эту ночь русские опять наступают, наши товарищи в окопах, лежат на снегу в мороз, вынуждены вести бой, и для кого-то рождественская ночь станет последней! Подумайте об этом! Как и вы все, я тоже надеялся, что в Рождество мы освободимся из «котла» нашими собственными усилиями и с помощью танкового корпуса Гота, посланного для нашего освобождения!