Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

Поскольку Гитлер не желает видеть опасность, его генералы за немногими исключениями, охотно прячут головы в песок.

«Уж какое-нибудь чудо да произойдет, — надеются они. — Неожиданные ошибки, допущенные противником, которые можно будет использовать, а также превосходная подготовка немецкого солдата предотвратят худшее», — охотно внушают они себе.

Генерал-полковники позволяют добравшемуся до самых верхов ефрейтору обращаться с собой как со школьниками, и дни, даже часы перед русским наступлением они безуспешно ждут спасительных приказов от главного командования сухопутными силами. Больше, чем русских, боятся они Гитлера. Сильнее, чем их чувство ответственности и долга, страх за личное благо — даже если сами они не хотят себе в этом признаться, — и они прячутся за рассуждениями о долге повиновения.

Военная подготовка позволяет им справиться с положением, но они сознательно лучше допустят катастрофу, чем рискнут впасть в немилость фюрера. Не чувство долга мешает им уйти с командных постов. Они любой ценой цепляются за свои места, потому что уже не могут отказаться от пьянящего чувства власти.

Эти несколько человек, оказавшиеся несостоятельными, деморализуют подчиненных им командующих войсками и втягивают их в катастрофу, так как сужающиеся кверху пирамиды властные полномочия не допускают самостоятельных решительных действий.

Мужественные и смелые солдаты, от командира дивизии до фельдфебеля и унтер-офицера, показали свое военное искусство и свою личную отвагу; без приказа и вопреки приказу они действуют на свой страх и риск, спасают, что можно спасти, и совершают, не колеблясь и не спрашивая, решительные действия.

— Ничего, ничего — что же будет? — Капитан Мёглих рвет на себе волосы. — Мы должны прежде всего прояснить положение, установить, где враг и каковы его силы и какие цели он преследует.

«И если мы не получим никаких указаний действовать самостоятельно». Вслух Виссе этого предпочитает не говорить, так как предполагает, что капитан, без приказа сверху, ничего предпринимать не будет. Виссе размышляет.

— Я сам произведу рекогносцировку!

— Это не входит в ваши обязанности! — вмешивается капитан Мёглих.

— Кремер, вездеход сюда! Если позволите, господин капитан, я попросил бы вас пока заменить меня здесь.

Безе притащил ящик с ручными гранатами к машине и спрятал там, пока обер-лейтенант одевается. Он кладет на стол бинокль, автомат и планшет, но не решается просить Виссе, который с ним сух и не говорит ни слова, кроме как по служебной необходимости, взять его с собой.

Выехав из балки в западном направлении и свернув на юг, Кремер едет со скоростью шестьдесят километров в час как поперек по холмам, так и по долинам. Он отлично ориентируется здесь и едет отчаянно смело по превратившейся в каток земле, вдоль краев котловин и ущелий. Ему доставляет удовольствие вновь полихачить за рулем и показать свое шоферское искусство. У него невероятно зоркий глаз, быстрая реакция. На секунду затормозив на какой-нибудь высоте, он убеждается, что поблизости нет противника, и мчит дальше, хотя уже за следующим холмом могут сидеть русские.

Местность, вымерзшая и безутешная, лежит под свинцовым небом. Кремер — одержимый водитель.

— Это моя страсть! — признается он. — Видите ли, я вообще-то автомеханик, господин обер-лейтенант, и можно было бы подумать, что я должен только радоваться, что не приходится особенно много ездить на такой дерьмовой машине, но у меня просто мания, хуже курения или пьянства, как наркотик.

По почти отвесному склону, словно демонстрируя аттракцион, гонит Кремер свой «хорьх» — вездеход со скоростью сто десять — вниз в ущелье, стремительно въезжает на противоположный склон вверх и на маленьком горном плато останавливает машину.

Перед ними открывается широкая панорама, и Виссе раскладывает карту для ориентировки.

— Это высота 105, господин обер-лейтенант! Отсюда наилучший вид на Верхне-Царицынский и Бузиновку!

Виссе уже поместил соответствующий отрезок карты в окошко своего планшета, чтобы сориентироваться. Степь пуста.

— Там внизу, правее от нас, низкие дома и длинные сараи, это ферма Трудпоселок. Оттуда ведут три дороги, серые полосы, которые вы видите, в Верхне-Царицынский, где находится штаб 4-й армии, — объясняет Кремер.

— Находился, мой милый Кремер! Посмотрите-ка чуток левее!

Несмотря на мрачный день хорошо видимая невооруженным глазом вьется змея, начала и конца которой не увидать, выползая из-за холмов через степь, и скрывается в туманной дымке: сотни повозок, запряженных лошаденками, вперемежку с колоннами грузовиков и танков двигаются на запад.

— Румыны это быть не могут, у них нет танков! Виссе кивает:

— Это Иван. Для нас это печально. Они идут с того направления, где еще вчера был наш фронт! Давайте подъедем еще чуть ближе, только медленно, умоляю вас. Вполне возможно, силы безопасности русских патрулируют местность!

— Ах, господин обер-лейтенант, они знают лучше, чем мы, что здесь на огромных расстояниях уже нет противника!

— Останавливайте машину! — приказывает Виссе водителю.

Объезжая холм, они видят в нескольких сотнях метров перед собой орудие с длинным стволом и в воронке рядом тягач. Несколько человек стоят и лежат вокруг орудия.

— Это немецкий вездеходный автомобиль-тягач и зенитка! — определяет Кремер. — У этих людей немецкие каски!

Виссе смеется.

— Это не первый раз, что русские захватывают наши орудия и сразу же пускают в дело, даже не замазывая кресты!

Орудие стоит на краю воронки в четыре-пять метров глубиной и с тыла закрыто волной холмов. Расстояние до проходящих русских примерно два километра по прямой, и противник должен был очень внимательно осматривать местность, чтобы заметить на фоне бесснежных южных склонов выкрашенное в серый цвет орудие с опущенным стволом.

Маленький, худенький лейтенант, стоя слева от орудия, осматривал местность в бинокль.

— Лейтенант Питтер! — представляется он. Он говорит так тихо и осторожно, словно боится громким словом выдать себя прячущемуся поблизости врагу.

— Вот там Верхне-Царицынский, где находится штаб 4-й армии.

В бинокль Виссе видит около двадцати танков, которые кружат вокруг деревни и берут ее в кольцо. Красные пылающие огненные мячи лопаются перед дулами их орудий. Они непрерывно обстреливают деревню. Из местечка, между деревянных домов, многие из которых уже горят, и из траншей, тянущихся вокруг деревни, тоже вспыхивает орудийный огонь. А впереди широкой и бесконечной маршевой колонной с повозками и лошадьми, грузовиками, «Катюшами», орудиями, вслед за тракторами и танковыми колоннами неудержимо и в дикой спешке тянутся к Дону русские.