Свен Хассель - Дьявольский полк

Мы спотыкались о ноги друг друга на бегу к караульному помещению. Старик, Порта и остальные спали. У нас стучали зубы, и я потерял на бегу свой пистолет.

— Ты должен пойти и отыскать его, — сказал Барселона. Я отказался. И стащил пистолет у спавшего десантника. Когда рассвело, мы с Барселоной отправились искать мой, но так и не нашли.

Другие поняли — что-то случилось, но мы не смели им рассказать. Хотели было пойти к падре, но потом решили, что лучше всего будет помалкивать. Барселона справедливо заметил:

— Не нужно рассказывать обо всем, что видишь.

В конце концов мы стали притворяться друг перед другом, что забыли о случившемся. Но Смерть посетила святую гору в преддверии предстоящей жатвы, а мы с Барселоной случайно ее увидели и услышали ее торжествующий смех.

Иосиф Грапа был евреем. Мы встретили его во время визита к группе дезертиров на чердаке дома позади Термини. Туда приходилось подниматься через замаскированный люк. Там находилась одна из девиц Иды, которой приходилось скрываться.

Хайде, оказавшись лицом к лицу с Грапой, неимоверно удивился.

— Не горит у тебя земля под ногами, жид? — вызывающе спросил он. — Я могу получить за тебя хорошую цену. Что скажешь о билете в один конец на виа Тассо?

Порта принялся чистить ногти боевым ножом, а Малыш забренчал удавкой из стальной проволоки. Это придало Хайде сдержанности, потом он и еврей лишь бросали обвинения друг другу.

— Всех моих родных, всех друзей увезли в Польшу, — спокойно сказал Грапа.

— Не скули, жид, — усмехнулся Хайде. — Вы, уцелевшие евреи, отыграетесь. Станете священными коровами, вас будут оберегать. Я не удивлюсь, если будет запрещено называть вас евреями. В сущности, Адольф оказывает вам добрую услугу. Вы отыграетесь на католиках, которых ненавидите не меньше, чем Гейдрих и Гиммлер. Предвижу, что вы обвините папу в отправке евреев в газовые камеры.

— Ни один честный еврей не сделает этого, — возразил Грапа.

— Честных евреев нет, — сказал Хайде и засмеялся, обвиняюще указав на него пальцем. — Есть множество документов, которые можно использовать против папы. Ватикан похож на вошь между двумя ногтями. Пойми меня правильно, я не питаю любви к монахам папы. Начнут их бить завтра, я охотно помогу.

И потер руки при этой мысли.

— Почему Ватикан не протестует? — выкрикнул Грапа. — Если б там заявили протест, депортации прекратились бы. Их не посмели бы продолжать.

Хайде загоготал.

— Не посмели бы! До чего же ты наивный! Думаешь, мы испугаемся нескольких грязных святош? Если б только монахи запротестовали! Тогда б ты понял кое-что. Может, Гитлер и Сталин нашли бы друг друга. Знаешь, кто должен протестовать? Американский президент, английский король и все те, у кого есть в распоряжении армии. Но они и пальцем не шевельнули, узнав, что мы начали резать вас. Весь мир знал, что мы делали в тридцать пятом году, не говоря уж о тридцать восьмом. Но все просто-напросто заткнули уши.

— Думаешь, это все предотвратило бы убийства? — спросил Грапа.

— Сам по себе протест — нет, — ответил Хайде. — Экономический бойкот в тридцать восьмом году предотвратил бы, однако теперь ни папа, ни ходящий с зонтиком премьер-министр [125] Имеется в виду премьер-министр Великобритании У. Черчилль. — Прим. ред. не испугают Адольфа. Да и кто сказал, что наши противники недовольны тем, что мы травим вас газом? Они бы не выкупили вас даже за цену нескольких грузовиков. Сталин в Москве определенно по вам не горюет. Не знаю, что может сказать папа, но, по-моему, он единственный, кто встал бы на вашу защиту, будь у него сильная армия. А сейчас его протест принесет так же мало пользы, как воркование белого голубя перед Дворцом дожей. Вас, евреев, бьют и всегда будут бить. На какое-то время вы можете воспрянуть, но потом какой-нибудь идиот среди вас опять станет слишком заноситься, и все начнется по-новой. Вам бы образовать свое государство. Вот что было бы лучше всего.

Порта с презрением плюнул на пол.

— Человек — глупейшее из животных.

В Берлин дошли слухи о том, что мы делали в Монте-Кассино. Собственно говоря, целый поток донесений хлынул в здание на Принц-Альбрехтштрассе, 8, и в результате одним солнечным утром в аэропорту дель Убе возле Рима приземлился бомбардировщик «хейнкель». Из самолета вышел генерал Вильгельм Бургдорф, начальник отдела личного состава армии, с тонким портфелем под мышкой [126] Авторская накладка: донесения направлялись в РСХА (что, кстати, само по себе не по инстанции), а в итоге приехал Бургдорф из Верховного командования вермахта. Причем Бургдорф, будучи заместителем начальника Управления личного состава ОКХ, возглавил его только 12.10.1944. — Прим. ред. . Стряхнул воображаемые пылинки с кроваво-красных генеральских петлиц и, как обычно, добродушно улыбнулся. Генерал рассматривал весь мир как громадную шутку и производил полковника в генералы с той же улыбкой, с которой предлагал фельдмаршалу пилюлю с цианидом. Он любезно кивнул разинувшему рот начальнику аэропорта и справился о его здоровье, от чего этот майор тут же смертельно побледнел. Генерал Бургдорф усмехнулся.

— Герр майор, предоставьте мне машину с водителем, который умеет водить. Мне все равно, будет это заключенный или фельдмаршал, лишь бы он умел обращаться с машиной. Я спешу к командующему группой армий «Юг».

Майор был заметно взволнован. Внезапное появление Бургдорфа неизменно влекло за собой ряд самоубийств.

— Герр генерал, — майор дважды щелкнул каблуками, — в казармах на виа де Кастро Преторио расквартирован танковый полк особого назначения. Оттуда можно взять первоклассного водителя.

Они пошли вдвоем в личный кабинет начальника аэропорта. Всех остальных офицеров будто ветром сдуло. Кое-кто говорил, и не без оснований, что в армии Бургдорф — самый могущественный человек. Одно его слово, и генерал переставал быть генералом. Еще одно — и молодой лейтенант мог в рекордное время сменить серебряные погоны на золотые [127] Серебряные погоны носили обер-офицеры, плетеные золотые и серебряные — штаб-офицеры, золотые — генералы. — Прим. ред. . Совершенно определенно было одно: никто не мог получить повышения в чине без одобрения генерала Бургдорфа.

Начальник аэропорта заставил кабинетную публику пошевеливаться. По зданию будто пронесся ураган. В казармах на виа де Кастро Преторио одновременно зазвонило десять телефонов. Десять человек записали один и тот же приказ.

Люди с тревогой произносили шепотом «генерал Бургдорф», один обер-лейтенант и один майор сказались больными, не дожидаясь развития событий. И все облегченно вздохнули, когда стало ясно, что генералу нужны только машина и водитель.