Майкл Уолш - Сыграй ещё раз, Сэм

— Просто покажите вот это библиотекарю, — сказал он Рику. — Он вам поможет. — На обороте карточки Роббинс написал: «Рейнхард Гейдрих — свежая пресса».

В читальном зале Рик вручил Роббинсову карточку по назначению — библиотекарю по фамилии Фуллертон, чопорному и откровенно жеманному человеку в пиджаке в ломаную клетку. Фуллертон пару секунд изучал карточку, словно экспонат из другого музейного отдела.

— Пожалуйста, следуйте за мной. Да, и попросите вашего слугу подождать снаружи — читальный зал предназначен только для тех, кто работает с источниками.

Рик открыл было рот, но Сэм положил ему ладонь на плечо.

— Я буду внизу, босс, — сказал он. — Глядишь, подберу где-нибудь хорошую книжку.

Фуллертон отвел Рика в отдельную кабинку и оставил одного. Через десять минут вернулся с кипой газетных вырезок. Рик взял верхнюю, которая оказалась и самой свежей.

«ГЕЙДРИХ ВВОДИТ В БОГЕМИИ КАРТОЧНУЮ СИСТЕМУ» — гласил заголовок «Таймс».

Суть заметки состояла в том, что Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих, недавно назначенный имперский протектор Богемии и Моравии, издал серию новых распоряжений: выдача карточек на продукты и одежду в зависимости от производительности труда. Работай или умри с голоду: типично немецкий подход. Чешский народ отозвался: после некоторого сопротивления вначале, которое Гейдрих свирепо подавил, люди скрепя сердце примирились с фашистскими хозяевами. Корреспондент «Таймс» из Лондона комментировал, что чешское сопротивление Гитлеру сходит на нет и установленный немцами порядок в глазах многих чехов предпочтительнее относительной анархии, которую они пережили во время короткого эксперимента с демократией при Масарике и Бенеше. И за это им нужно благодарить пражского вешателя Рейнхарда Гейдриха.

Рик его уже ненавидел.

В статье упоминалась и конференция, которую Гейдрих собрал 20 января на вилле в Ванзее, берлинском пригороде на берегу озера. Сведения о ней обрывочны:

Пока значение конференции, где присутствовали многие центральные фигуры фашистского режима, в том числе Генрих Гиммлер, во всей полноте остается неясно, однако источники в Уайтхолле сообщают, что главным предметом обсуждения фактически был так называемый «еврейский вопрос» и что правительство Германии планирует новые меры против евреев в Германии и оккупированной Европе, помимо требований действующих Нюрнбергских законов. [55] «Нюрнбергские законы о гражданстве и расе», принятые рейхстагом 15 сентября 1935 г., определяли статус евреев в Третьем рейхе с целью ограничения их прав в политической и общественной жизни Германии.

Военный министр Спенсер отказался комментировать конференцию, но выступил с суровым заявлением: «Правительство Его Величества никому не уступит в ненависти к герру Гитлеру, — сказал он. — Тем не менее мы надеемся и ждем, что немецкое правительство в вопросах обращения с гражданским и мирным населением будет действовать ответственно. Нам нет нужды напоминать, что на них смотрит весь мир».

«Так они и послушаются», — подумал Рик. По его ограниченному опыту, фашисты не позволят такой мелочи, как мнение всего мира, помешать им делать все, что они пожелают.

В том и была, сообразил Рик, ошибка майора Штрассера: он не сделал того, что должен был сделать немедленно, — его удержало мнение капитана Рено. Настоящий фашист пристрелил бы Виктора Ласло на месте, в ту минуту, когда тот вошел в кафе Рика под руку с Ильзой Лунд. Разве Штрассер не видел, какая участь постигла Угарте? Маленький человек, который убил двух немецких курьеров и выкрал драгоценные документы — его арестовали по приказу Рено прямо в «Американском кафе», вывели за дверь и расстреляли. Да что там — его друг Луи безжалостнее Штрассера. Майор был, как ни странно, слишком джентльмен. Настоящий гангстер никогда не даст врагу уйти.

Рик читал дальше. Он узнал, что Гейдрих помог развернуть в Германии, Австрии и оккупированной Восточной Европе сеть концлагерей, где Гитлер держит, а нередко и убивает своих врагов — список которых, похоже, растет день ото дня. Рик с удивлением узнал, что, как и многие нацистские шишки, включая Гитлера, Гейдрих опасается, что в его жилах может оказаться еврейская кровь. Его отец, основатель консерватории города Галле, вроде бы носил фамилию Зюсс — возможно, еврейскую; по крайней мере, в понимании фашистов. Гейдрих, рассчитывая высоко подняться в партии, велел сколоть с надгробья своей бабки имя, потому что звали бабку Сара.

Еще Рик узнал, что в молодости Гейдрих играл на скрипке, потом вступил в армию, откуда его уволили за связь с несовершеннолетней. Ныне Гейдрих возглавлял нечто под названием «рейхсзихерхайтшауптамт» — типичное немецкое слово на десять долларов, которое означало службу безопасности нацистской партии. Иными словами, бригаду мокрушников. О бригадах мокрушников Рик кое-что знал.

Нашлась даже фотография Гейдриха. Впечатляющий образчик германской мужественности: высокий, гибкий, поджарый. Тонкое лицо, что-то ястребиное в чертах — несомненный хищник. Аристократический нос, прозрачные холодные глаза, песочные волосы. Крупные руки: широкие ладони и длинные пальцы с изящными ногтями. Отглаженный мундир, безупречный воротничок, до блеска начищенные сапоги. Рик помнил это лицо. Видел его раньше — у другого человека, дома, в Нью-Йорке: пожалуй, тот был не так высок, но так же изящен и смертельно опасен.

Гейдрих — ублюдок и костолом, который продрался к власти, как любой костолом — разбивая головы. Он был умен и злобен, и кое-кто поговаривал, что Гитлер готовит его себе в преемники. Может, такой день и настанет, а пока Гейдрих отвечал за Богемию и Моравию — как называли фашисты то, что осталось от Чехословакии, когда они закончили ее расчленять. Гейдрих дал знать о своем приходе многомесячной кампанией истребления чехов; усмирив таким образом массы, он и заработал прозвище der Henker, или Вешатель. Кампания не прошла даром: в хорошую погоду Гейдрих спокойно ездит по улицам Праги в открытом кабриолете. Крайняя самоуверенность либо крайняя глупость.

Мозаика начала складываться. Знак вопроса в записке Ильзы, видимо, означал, что она не расслышала слово или не поняла, к кому оно относится.

А вот к кому: к Пражскому Вешателю. К человеку, который — возможно, и не впрямую — отправил Виктора Ласло в концентрационный лагерь и был бы счастлив его туда вернуть. Может ли Гейдрих быть мишенью дерзкой и опасной британско-чешской операции — операции, которую возглавит Виктор Ласло? Если бриты планируют кого-то устранить, Гейдрих — первый кандидат.

И это, видимо, не так уж трудно. Рику уже приходилось видеть, что самоуверенные немцы не затрудняют себя предосторожностями, которые тупейший из нью-йоркских гангстеров соблюдает даже во сне. Раскатывая по Праге в открытой машине, Гейдрих так и напрашивается: какой-нибудь несчастный осиротевший родитель того и гляди отомстит за сына, взяв в руки пистолет, ружье или гранату. Черт подери, да в Нижнем Ист-Сайде или в Адской кухне этому Гейдриху любой скажет, что он рехнулся — так рисковать.