Каим Шайхитдинов - Дневник офицера

— А письма из дома, донгти Каим, давно получали?

Я отвечал, что уже давно нет вестей из дома, хотя, мол, в последних письмах писали, что все нормально.

— Донгти Каим, скажите, пожалуйста, почему Вы сбрили волосы? У Вас какая-нибудь неприятность в жизни? Не ушла ли от Вас супруга? Извините меня за такой прямой вопрос.

Я рассмеялся.

— Все у меня в порядке, ань. Волосы постриг наголо потому, что жарко мне стало в вашем климате.

— Тогда все хорошо, донгти Каим, я скажу об этом Дьеп. Дайте Ваши талоны, я Вас быстро обслужу.

— Ань, минуточку. Почему Вы об этом должны говорить Дьеп? Разве ей не безразлично, при длинных волосах я или без них?

— Ей нужно сказать об этом. Дьеп без этого объяснения к Вам не подойдет. Дело в том, — продолжала она почти шепотом, — у нас мужчина без волос — это опозоренный человек. Ну, например, его жена бросила, или мужа осудили за воровство. Или муж отвергнут коллективом… Или…

Я уже смеялся во весь голос, не сдерживаясь от неожиданных слов. Вот, оказывается, в чем дело! Конечно, Дьеп должна была поступить именно так по отношению к «такому» мужчине! Только так и не иначе!

Я даже теперь был рад, что я без волос. Теперь я буду объяснять Дьеп о том, что у нас таких обычаев нет, и то, что я сделал — это чисто гигиеническая мера — ходить с чистыми, не потными волосами.

В два глотка проглотив поданный завтрак, я выскочил из ресторана, не забыв напялить при этом на голову свою капроновую шляпу. В этот день в ресторан больше не заходил, поужинал в номере гостиницы всухомятку.

Прошло около двух недель. Я опять по делам должен ехать в столицу. Я взглянул на себя в зеркало, медленно, черт побери, растут волосы! Хотя, как известно, в условиях вьетнамского влажного климата волосы и ногти растут в три раза быстрее чем у нас. Немедленно отправился к нашему нештатному парикмахеру Володе Ларкину.

— Володя, постриги, еду в Ханой.

— Да у Вас нечего стричь! — возражает он, но я настойчив, я требую.

Прическа обозначилась довольно хорошо. Теперь я пострижен под бокс, притом я просил Володю еще и еще пройтись нулевой машинкой по нижней части головы, чтобы контраст был сильнее.

… Дьеп была со мной очень любезна. Долго разговаривали, смеялись, но ни разу не вспомнили о том недоразумении при прошлой встрече.

Первые месяцы работы во Вьетнаме были тяжелыми для нас. Мы, если сказать проще, притирались. Привыкали к новому порядку работы. Никто из нас до этого не работал через переводчиков. Мы вьетнамского языка совершенно не понимали. В дивизионах, правда, были люди, в той или иной мере знающие русский. Кто-то у нас учился в учебных заведениях, кто-то на курсах. Кто был отозван из Союза в связи с началом войны, в стране еще русский не успели освоить. Не возникало проблем с теми, кто учился 4, 5, 6 лет. Надо иметь ввиду и то, что переводчики с вьетнамской стороны также не в полной мере были готовы к полноценной работе. Количество специалистов росло, а переводчиков за один-два месяца не подготовишь. К каждому переводчика не приставишь, а работать надо.

Многие переводчики, проработавшие ранее с советскими специалистами, на высоте, с ними прекрасно работается. Те, кто только пришел с курсов, были совершенно не готовы. А таких в нашей группе было большинство.

Вместе с нами на базе жили несколько переводчиков. Они, по сути, были практикантами. Ехать с нами работать в дивизион было сущим мучением. Но ездить надо было, мы же понимали, что им тоже нужно учиться. Учиться можно, только постоянно находясь вместе с русскими. Хорошо, если приехав в дивизион, застанешь подготовленного товарища, а если нет? Подготовленные переводчики находились непосредственно в дивизионах и командном пункте полка. Почему? Да потому, что они занимались с личным составом. Вся техническая литература на русском языке. Чтобы работать с техникой, нужно читать инструкции, наставления. Без подготовленного переводчика здесь не обойтись. Многие переводчики, не имея технического образования, но постоянно работая с литературой рядом с техникой, становились неплохими специалистами. Мне часто приходилось видеть, как переводчики устраняли неисправности, проводили настройки, регулировки.

Порой дело доходило до курьезов.

Помню случай на одной из боевых позиций, где мне предстояло встретиться с вновь назначенным командиром полка. Нам было уже известно о назначении нового командира вместо ушедшего с повышением. Но встречи с ним еще не было. И вот мне предстоит встретиться с ним. Это было его желание, поэтому я не стал возражать, хотя эта встреча должна была состояться на равных уровнях: командир полка со специалистом при командире полка.

Несколько дней лил дождь. Погода была, что называется, донельзя паршивая: влажность сто процентов, вся одежда на теле постоянно сырая, нет спасу — холодно, между дождями дует ветер.

Мы с переводчиком, который сопровождал меня по дивизиону, пришли в палатку командира дивизиона. Там сидел незнакомый мне человек. Я представился, незнакомец так же. Его звали Тун. В палатке было тепло. На уровне головы горела большая электрическая лампочка.

Товарищ Тун пригласил нас за стол. Командир дивизиона начал хлопотать об угощении, стал расставлять на столе чашки, заварил чай, положил сигареты. Этого достаточно для начала разговора. Но, как принято здесь, сначала разговор не о главном: расспросы о здоровье, настроении, успехах, погоде. Штатные вопросы, такие же ответы. Вежливые слова, улыбки, кивки голов.

Переводчика, через которого шел наш разговор, я откровенно недолюбливал. Хотя об этом никогда вслух не высказывался. Он очень плохо переводил на русский, но и на вьетнамский. Я кое о чем уже мог судить, так как полгода изучал вьетнамский и мог, хоть и не слишком хорошо, говорить на вьетнамском. Собеседника я понимал, но вынужденный слушать и перевод, я сомневался: может переводчик прав, а командира понимаю не верно. Я старался быть спокойным, но на самом деле нервничал. Донгти Тун, к моему удовольствию, заметил это и, выдержав, пожалуй не более пяти минут, что-то сказал переводчику очень строго, даже, кажется, грубовато. Смысл его слов был таков: идите, погуляйте, теперь мы обойдемся без вас. Когда переводчик, смутившись, вышел из палатки, он повернулся в мою сторону и, улыбнувшись своим широким лицом, заговорил… на чистейшем русском языке.

— Я прошу извинить меня, товарищ Каим, но я обязан пользоваться услугами переводчиков при официальных встречах. Но официальная часть уже позади и, кроме того, товарищ Хуан, — он повернул голову в сторону командира дивизиона, — тот улыбнулся, — тоже понимает по-русски, мы обойдемся без него. Он кивнул головой в сторону выхода.