Николай Бондаренко - Летим на разведку

Родился Петр в Барнауле. Там живут его старенькая мать и старшая сестра. Они еще не знают, что сегодня на литовской земле будет похоронен их сын и брат…

«Почему так больно мне? Почему так получилось? Я старался, чтобы со мной вы оба прошли войну… А вы оба погибли…» Я хожу сам не свой по аэродрому, вижу, как живых, Петьку и Симку и думаю, думаю…

— Вы, ребята, идите и хороните его. Я не пойду. Не могу… Я не видел своего умершего отца — он вечно живой для меня. Не видел Симку. И Петьку не буду смотреть. Пусть и он остается для меня живым…

Я стою у КП, подняв воротник куртки, прислонившись к сосне. Не могу удержаться — плачу. Смотрю на опушку леса, подступившую к краю аэродрома Мокштово. Там похоронены авиаторы… Сегодня в последний путь ушел туда наш Баглай…

Слышу короткие речи Кантора, Топоркова, Мальцева. Сухо треснули залпы из винтовок. Опускают…

Так совпало: сегодня, в день гибели Баглая, я пишу об этом. Так совпало. Петя, боевой мой товарищ! Как нелепо это получилось! Я пишу и не могу сдержать слезы…

Эх, как было бы хорошо, если бы ты жил сейчас в Барнауле! Эх, Петя, Петя… Ты как живой стоишь передо мной. На твоих армейских брюках нашиты пятиугольные латы, ты подпоясан солдатским ремнем… Большие кирзовые сапоги… На груди ордена и значок гвардейца… Застенчивый. Сероглазый… Русая голова… А вот мы с тобой в самолете Пе-2…

— Командир, связь установлена, можно выруливать!

— Хорошо, Петя, выруливаю.

— Командир, бьют зенитки!

— Вижу, Петя, пусть бьют.

— Командир, с правого мотора пошло хлопьями масло!

— Понял, Петя, смотри за ним. Сашок, спроси у Петра, хорошо ли у него кислород подается?

— Кислород подается нормально!

Нет, фронтовики не умирают!..

18 декабря — боевая работа. Чуть начало сереть небо, а летчики уже позавтракали и прибыли на аэродром. Сегодня тридцать пять градусов мороза. Всё вокруг сотрясает мощный гул. Это техники прогревают моторы. В землянку летного состава вошел Топорков и громко распорядился:

— Экипаж Бондаренко — на КП!

Мы с Шопеном идем на вызов. На КП Топорков пристально смотрит мне в глаза и сообщает:

— Ставлю твоему экипажу задание сразу на пять дней.

— Стрелка-радиста у меня нет, — спешу сообщить я.

— Ах да, Баглай… — вздохнул Топорков. — Дадим стрелка-радиста, не волнуйся.

Я привык к тому, что всегда с нами на КП приходил Баглай. Обычно мы со штурманом получаем задание, а его зовет к себе начальник связи полка Мальцев и дает новые позывные или уточняет старые. Но теперь мы пришли без Баглая…

— Товарищи разведчики, — обращается Топорков ко мне и Шопену, — вам поручается контролировать в течение пяти дней Кенигсбергский аэроузел, который включает десять аэродромов. Это приказ командующего армией Хрюкина. Командованию необходимо точно знать численность вражеской авиации перед фронтом. Только не лезьте на рожон…

— А какой тут еще рожон может быть? Большего, чем десять аэродромов, и не придумаешь, — отвечаю я и еще раз напоминаю, что стрелка-радиста у меня нет…

— Дадим тебе стрелка-радиста. Рассчитывайте пока маршрут. И учтите непременное условие: аэродромы сфотографировать обязательно.

— Понял, товарищ гвардии капитан.

Топорков показывает маршрут. Он начинается от Каунаса, идет через линию фронта к Кенигсбергу, далее на Виттенберг, а от него снова к линии фронта и Каунасу. Шопен развернул карту и, примостившись на нешироком столе, выполняет свою работу. Мне же маршрут и так хорошо понятен.

Взошло солнце. По всему видно, что сегодня будет ясная погода. Поеживаясь от холода, идем на стоянку самолетов. Запыхавшись, нас догоняет стрелок-радист. (Первые три дня полетов на Кенигсбергский аэроузел у меня были разные стрелки-радисты, и я, к сожалению, не помню их фамилий.)

— Приказано лететь с вами, — докладывает он.

— Ну, что ж, значит, полетим, — говорю я и обращаюсь к Шопену: — Да, Дима, десять аэродромов — это не шутка. Попробуй-ка «нарисовать» все!..

— Сегодня очень далеко лететь за линию фронта…

— Знаешь что, по маршруту, который дал нам Топорков, мы не пойдем. Я придумал лучший вариант. Но возвращаться и говорить об этом Топоркову не стоит — пути не будет.

— А что ты придумал? — спрашивает удивленный Шопен.

— Вот слушай: после Каунаса пойдем тридцатью километрами севернее Немана, то есть по своей территории. Войдем в Балтийское море, обогнем Земландский полуостров и с тыла, начав с Виттенбергского аэродрома, начнем выполнять задание. Благодаря этому мы сократим время пребывания над вражеской территорией. Понял?

— Понял. Но ведь это же очень длинный путь. Да еще море…

— Ничего, все будет хорошо.

— А горючего у нас хватит?

— Горючего хватит. Пойми, Дима, одно: если пойдем по маршруту, который дал Топорков, то нас могут сбить. Ты слышал, что разведчика 10-го гвардейского полка перехватила шестерка «фоккеров» в районе Кенигсберга? Как он только от них ушел? Весь «бостон» оказался в пробоинах, стрелок-радист погиб…

— Знаю об этом. Приказ Чучева был…

— Ты не бойся! — говорю новому стрелку-радисту. — В конце концов, связь в выполнении задания — не главное. Главное — хорошо смотреть за воздухом. Предупредишь вовремя — можешь быть спокоен. Я сумею выкрутиться. Только держись хорошо на пикировании…

— Я не боюсь, чего мне бояться? А держаться, конечно, буду, — отвечает стрелок. По его уверенному голосу я чувствую, что он не подведет.

Сегодня мы полетим на «Таганрогском пионере». На правой и левой сторонах его фюзеляжа, рядом с кабиной стрелка-радиста, белой краской выведены два слова — «Таганрогский пионер». Представляю, с каким трудом дети, сами страдая от голода, собирали средства для постройки самолета, чтобы подарить его фронту! Не потому ли так оберегал и осторожно, грамотно летал на нем Моисеев!

Недавно наш Мося заболел. Последнее время больно было видеть, как расстояние в четыреста метров от КП до самолета он проходил с тремя остановками. Он то и дело присаживался, растирал правую ногу руками, а Пеший и Монаев, опустив голову, стояли рядом.

И вот сегодня мы полетим на его самолете.

— Командир, куда полетите? — спрашивает после доклада о готовности машины техник гвардии старшина Янин.

— Летим на разведку. На Кенигсберг. Десять аэродромов будем фотографировать. Пять дней будем летать.

Техник задумчиво посмотрел на нас и не вдруг спросил:

— В самое логово, значит?..

— В самое логово!.. Скоро уже им будет «капут». Замерзли, ребята?

— Техмоща, командир, мороза не боится! — говорит бодро Янин, расстегивая снизу застежки ватного чехла мотора.

— А ты почему без рукавиц работаешь?