Милош Крно - Лавина

Лейтенант встал и направился к соседним дверям. Он сразу же вернулся с двумя солдатами. Они схватили Белуша и вывели его из комнаты. Потом лейтенант открыл дверь и кивнул Пуцику головой:

— Зайдите сюда!

Во второй комнате канцелярии возле письменного стола стоял старший офицер, лысый, с гладко выбритым лицом. В его взгляде было что-то мягкое, и у Пуцика легче стало на душе.

— Rauchen Sie? [21] Вы курите? (нем.) — предложил он ему сигарету.

Пуцик вздрогнул.

Чего они хотят от него? Пуцик слышал об их методах. Он протянул трясущуюся руку к серебряному портсигару и со страхом в глазах покосился на лейтенанта.

Офицер улыбнулся и начал на ломаном чешском языке:

— Так вы, значит, из Погорелой? Петер Яншак, пасынок фабриканта Ондрея Захара?

Пуцик торопливо кивнул.

— Не бойтесь! Мы, немцы, не так уж плохи, как о нас обычно говорят. — Он опустил руку в карман и продолжал: — Знаете что? У нас здесь есть замечательный врач, мы поможем вашему отцу…

Пуцик был ошеломлен.

— Но в Погорелой милиция! — вырвалось у него. — Нас наверняка остановят.

Офицер махнул рукой:

— Знаю, знаю. Вы поедете первым, а мы за вами в машине «скорой помощи» из больницы. В штатском, понятно, — засмеялся он. — Вы скажете им, что мы из больницы, хорошо?

— Конечно, пожалуйста, — сказал Пуцик заикаясь и почувствовал, как его охватывает ужас.

Когда офицер вышел, лейтенант предложил Пуцику сесть и обратился к нему дружеским тоном:

— Вы говорили, что учитесь в Швейцарии. Я там не был, зато Париж посмотрел. Вот это была жизнь! — Глаза его загорелись: — Женщины, вино… Все первосортное. Erstklassig [22] Первоклассное (нем.). . И дома… Я, чтобы вы знали, — он растерянно улыбнулся, — дипломированный архитектор, люблю красивые дома. Теперь мы их разрушаем, это правда, но что поделаешь, война. А в Германии вы были?

— Да, в прошлом году, в Берлине.

— В Берлине… Я Берлин не видел два года. Мы идем из России. Фу, вот там нашей жизни и собака не позавидовала бы. Девушки на вас даже не посмотрят, повсюду саботаж, партизаны.

«Какой интеллигентный человек, — подумал Пуцик, — и вообще какие они дружелюбные!»

В канцелярию вошел офицер. Пуцик едва узнал его в штатской одежде и в кожаном шоферском пальто.

— А Белуш? — вспомнил Пуцик.

— Ах, Белуш! — рассмеялся офицер. — Его мы немного задержим. Вы скажете, что документы у него были не в порядке и патруль его задержал.

По темной лестнице они спустились во двор, где за машиной Захара стояла машина «скорой помощи» с немецким врачом. Пуцик отправился в путь первым.

«Только бы все сошло, иначе мне конец», — думал он, все прибавляя скорость.

Через двадцать минут пониже кладбища их остановили два парня из милиции.

— А это что за машина за вами? — строго спросил первый из них, но второй его одернул:

— Да ведь это санитарная машина, разве не видишь?

Пуцик зажмурился. Сейчас они подойдут к немцам и заговорят с ними. Но парни не тронулись с места, только спросили его, где он потерял Белуша.

— Чуть было не забыл! — покраснел Пуцик. — Немцы его задержали, да и меня тоже, но со мной, к счастью, были документы. Говорят, отпустят его, когда выяснят личность.

Парни из милиции о чем-то пошептались, потом сказали, что Пуцик может ехать, но утром он должен явиться в отделение милиции, чтобы рассказать о Белуше.

Пуцик облегченно вздохнул. Он спасен. Парни даже не проверили у них документы. Только бы немцы не пожелали, чтобы он их еще проводил. Это не для его нервов.

Когда они вошли через неуютную, слабо освещенную переднюю в столовую, Ондрей Захар, в стеганом халате, уже сидел за круглым столиком. Он повернул голову к дверям и произнес:

— Я принял те самые капли, доктор, и мне стало легче.

Сказав это, он выпучил глаза, зажмурил их и снова открыл. Встал с кресла, оперся рукой о столик и с ужасом в голосе воскликнул:

— Пан Райнер? Возможно ли это? Что вы здесь…

Пуцик замер рядом с немецким врачом как вкопанный. Что происходит? Откуда отчим знает офицера? И вообще, что все это значит?

Офицер, которого Ондрей Захар назвал паном Райнером, быстро шагнул вперед и сильно пожал Ондрею руку.

— Ну так как же, пан фабрикант, — начал он, — как идет торговля?

Он закашлялся. Вытер носовым платком раскрасневшееся лицо и блеклыми серыми глазами сделал знак военному врачу, чтобы тот сел, а сам расположился в кресле напротив Захара.

— Жизнь человеческая непостижима, — улыбнулся он. — Вот я вступил в армию. В вермахт, само собой разумеется. Имею чин майора, — Он впился пальцами в подлокотники кресла и вздохнул: — Торговали мы хорошо, наша фирма вам весьма признательна. Знаете, такой уж народ мы, немцы, все помним. Я привез вам врача, немецкого врача.

— Я знал, что вы вступили в армию. Но как вы оказались здесь? Не понимаю…

— Очень просто, пан фабрикант! — засмеялся Райнер. — Если надо помочь, мы всегда поможем.

Вошла пани Захарова и, увидев его, затряслась в ужасе. Она не могла понять, как к ним попал их знакомый агент из судетской фирмы, который когда-то часто навещал их.

— Ну, попотчуй гостей, Этелька, — обратился к ней Ондрей. — А ты, Пуцик, что застыл как соляной столб?

Чокнувшись, они опорожнили рюмки, потом врач с Ондреем ушли в спальню. У Пуцика чесался язык.

— Почему вы мне сразу обо всем не сказали, пан майор? — спросил он Райнера.

Райнер отпил глоток коньяку и ответил:

— Я думаю, что молодым людям нравятся неожиданности. Может, я ошибаюсь? Мы знакомы с вашим уважаемым отцом уже по крайней мере пятнадцать лет.

Ондрей Захар вернулся в столовую с озабоченным лицом и, пока врач объяснял пани Захаровой, насколько серьезна его болезнь, сказал Райнеру:

— Дела обстоят не лучшим образом. Кажется, грудная жаба.

— С этим еще можно неплохо жить, — утешил его Райнер, а Ондрей произнес раздраженным голосом:

— Наши-то врачи ничего не понимают… Да, немцы — это немцы.

Выпив еще рюмку коньяку, Райнер долго о чем-то шептался с Захаром, который только кивал головой.

Ондрей Захар откровенно рассказал ему, что с дочерью у него неприятности: она ушла из дому и до недавнего времени работала диктором на радио в Бистрице. Он ждал, что Райнер начнет его упрекать за то, что он допустил такое, но Райнер спокойно опорожнил уже восьмую рюмку и тихим голосом сказал:

— Послушайте, мы ведь старые друзья. Россия, между нами говоря, это крепкий орешек. Не надо было нам так спешить, — пожал он плечами. — Но в Германии большевики нам не угрожают, туда они не попадут, правда, кто знает, не прорвутся ли они туда временно… Неплохо, — улыбнулся он и настороженно посмотрел на врача, — что у вас есть кто-то на той стороне. — Он забарабанил пальцами по крышке фортепьяно и громко рассмеялся: — Да, упрямица эта ваша дочь! Помните, как она сыграла русскую песню перед нашими генералами?