Анатолий Маркуша - Нет

Мощно-кучевые облака — облака хорошей погоды.

Только, приближаясь к их бескрайним стадам, даже летчики-истребители потуже затягивают плечевые ремни. Больно бьют кучевые облака, свирепо швыряют машины, гнут крылья, наваливаются на фюзеляжи жестокой болтанкой.

Кипят облака, кружат, вихрят потоки стремительного, уходящего вверх теплого и падающего с их вершин холодного воздуха.

И смотри не прозевай черты, за которой белая кучевая облачность сомкнётся, потемнеет, станет сизо-стальной и превратится в облачность грозовую.

Белая потреплет и отпустит, а сизая может и изуродовать, может и вовсе пережевать.

Хабаров не летал уже целый месяц — с утра до самого вечера пропадал на фирме. Шла доводка «бочки».

В принципе все выглядело очень просто.

На платформе автомашины смонтировали наклонные рельсы, легкий ажурный помост в шесть с небольшим метров длиной. На помост укладывали обыкновенный серийный истребитель. Под брюхом самолета закреплялась сама «бочка» — мощный ракетный двигатель. Схема полета рисовалась так: летчик садился в кабину, запускал основной двигатель и выводил его на взлетный режим. Самолет ревел, рвался в полет, но его удерживало на месте стопорное устройство. Убедившись, что все в порядке, летчик должен был нажать кнопку «Пуск ракетного двигателя». В первые сто секунд ничего зримого не происходило. Сто секунд работали бесшумные реле автоматического блока, а затем следовали взрыв, грохот, дым… Ракетный двигатель-ускоритель «выстреливал» истребитель в воздух, подобно тому как в свое время выстреливался реактивный снаряд легендарной «Катюши».

Так выглядела задача в принципе.

Если схема окажется удачной, новая установка позволит взлетать без разбега, а значит — и без аэродрома.

Хабаров хорошо помнил совещание у заказчика. Все представители заказчика говорили тогда: машине надо увеличить радиус действия; если это невозможно, надо улучшить ее взлетные свойства, чтобы можно было работать с полевых площадок…

Тогда Хабаров впервые увидел молодого инженера, выступившего в числе последних. Длинный, сухощавый, он театрально вскинул над головой руку и хорошо поставленным, неожиданно густым голосом сказал:

— А давайте чуточку пофантазируем, товарищи! В перспективе у нас — безаэродромная авиация, самолеты вертикального взлета и вертикальной посадки. Это ясно. Но это дело еще не завтрашнего дня: надо время, чтобы освоить вертикальные взлеты и посадки. — Инженер скосил глаза на седую голову председателя совещания. — А аэродромы душат нас уже сегодня. Так нельзя ли пойти на компромисс: попробуем использовать лафет ракетной установки, разумеется, я говорю не о конкретном изделии, а о принципе, заложим в направляющие вместо штатного снаряда штатный самолет и подвесим ему под фюзеляж дополнительный ракетный двигатель — заложим и выстрелим наш самолет без разбега…

— Маниловщина, — сказал пожилой человек, сидевший по правую руку председателя — маниловщина чистейшей воды…

— Почему, простите, маниловщина? — нисколько не сбившись с тона, спросил инженер.

— Длину рельсов вы пробовали рассчитать? Перегрузку вы пытались прикинуть? Схему подвески ракетного двигателя, хотя бы в первом приближении, представляете?

— А как же! — сказал инженер. — Неужели вы полагаете, что я позволил бы отнимать у вас драгоценное время, не произведя предварительного расчета, просто так, что называется, сбрехнув идею?

— Идея — всегда прекрасная штука, — сказал председатель и потер лицо ладонью. — Допустим, что и расчеты ваши окажутся не фантастикой, а делом реальным, допустим, и установку вы построите, но кто согласится сесть на вашу бочку с порохом и сам под собой ее подпалить?

Кто-то в зале засмеялся. Кто-то немедленно поддакнул:

— Именно — бочка с порохом…

И тут летчик увидел: «хозяин» заказа смотрит на него. Смотрит вопросительно. Хабаров встал.

— Разрешите?

— Да, пожалуйста.

В зале сделалось совсем тихо.

— На данном этапе обсуждения вопроса я не рискнул бы сказать категорически: нет. Мне представляется, что бочка с порохом не самое рискованное. Мы же взлетали с ракетными ускорителями на больших машинах. У меня вызывает сомнение совсем другое: ну, взлетим мы без аэродрома, а как будем садиться? Садиться-то все равно надо на летном поле. Стоит ли игра свеч?

Инженер парировал моментально:

— Лучше иметь решенной половину проблемы, чем не иметь ничего.

Председатель совещания поглядел на сидевшего рядом с ним пожилого человека и сказал:

— А не создать ли нам авторитетную комиссию, Евгений Борисович? Установим срок. Тщательно взвесим все «за» и все «против». И, скажем, через месяц вернемся к этому вопросу еще раз.

— Комиссия, конечно, не повредит, — сказал Евгений Борисович — рекомендую пригласить от изготовителя автора предложения, разумеется, Илью Григорьевича Аснера, товарища Хабарова, ну и трех человек мы выделим от себя.

Так и порешили тогда.

Потом были заседания, споры, осторожное маневрирование, были ходы явные и ходы тайные, словом, партия разыгрывалась осторожно, медленно, хитроумно. И все-таки инженер выиграл: высшие инстанции затею одобрили. Колесо сразу же завертелось с новой силой.

Виктор Михайлович не летал уже целый месяц — с утра и до самого вечера он пропадал на опытном заводе, где теперь рождалась «бочка».

Каждый день он записывал в особый блокнот: «Проверить соосность подвески РД к самолету. Сигнализатор положения замка??? Упор рычага управления двигателем. Плохо!» По мере того как что-то решалось, разъяснялось, переделывалось, одни строчки в блокноте вычеркивались, но тут же появлялись новые:

«Поставить фиксатор рулей с автоматом растормаживания.

Упор для левой руки. Обязательно. Порядок отсчета времени срабатывания реле??? Сброс РД при неудачном запуске???»

Всего было уже вписано и частично зачеркнуто сто с лишним пунктов.

Порой Виктору Михайловичу казалось, что этот кроссворд никогда не кончится. Но он давно привык работать основательно, наверняка и не позволял себе торопиться.

В этот день Хабаров приехал на аэродром с утра. Еще накануне он договорился с начлетом, что потренируется на серийном истребителе.

— Чего это тебе приспичило? — спросил начнет.

— Если по месяцу не летать, можно и вовсе разучиться, — сказал Виктор Михайлович.

— Это верно, — согласился начлет и подписал полетный лист.

Хабаров взлетел, разогнал машину над самой землей и энергичной горкой полез вверх. На этом истребителе Хабаров летал много раз прежде и ничего сверхъестественного или неожиданного от машины не ожидал. Однако очень скоро он обнаружил, что смотрит на свой самолет новыми глазами: старается предвосхитить, угадать, почувствовать, как поведет себя машина в предстоящем полете с «бочкой». Он проделал набор высоты с разными углами и, убедившись, что чувствует машину достаточно хорошо, развернулся в направлении пилотажной зоны.