Георгий Свиридов - Стоять до последнего

Главной достопримечательностью города, как считал Миклашевский, была огромная церковь.

Булонская церковь стояла строгим каменным сооружением, лаская глаза четкостью линий, узкими стрельчатыми окнами, застекленными разноцветными стеклами. Внутри церкви был благовонный сумрак: словно в кинотеатре, рядами стояли стулья, скрепленные между собой, да у главного алтаря всегда горели маленькие электрические лампочки, похожие издали на свечи. По воскресеньям включали все подсветы, люстры, позолоченные бра, и церковь преображалась, становилась торжественной и нарядной. Булонцы шли сюда семьями, занимали места, слушали проповеди, молились сидя…

Батальон, в котором служил Миклашевский, был не единственным подразделением, которое перебросили на север Франции. В ближайших приморских городах и селах также были расквартированы батальоны или отдельные роты, которые несли береговую охрану. Штаб остлегиона находился в Милло, где в гостинице «Компанидю-Мади» целый этаж занимал бригаденфюрер фон Хейгендорф, командир остлегиона, здесь же в роскошном номере жил и его заместитель полковник Бомм.

Долговязого генерала Хейгендорфа Миклашевский видел лишь издали. Полковник Бомм дважды наведывался в Булонь. Невысокого роста, большеголовый, быстрый в движениях, довольно сносно говорил по-русски и обходился без переводчика. Он всегда был хмур, всегда недоволен, и ему трудно было угодить. Когда полковник Бомм появлялся в батальоне, все теряли спокойствие и ждали очередного разноса.

Миклашевский знал, что командир батальона Беккер приходится дальним родственником Бомму. Он и внешне был почти точной копией полковника. Такой же большеголовый, с маленькими глазками на одутловатом бледном лице. Только губы у Беккера были тоньше, да подбородок меньше, и ноги более кривые, колесом, словно с раннего детства сутками сидел верхом на бочке.

В воскресенье, 23 августа, день выдался ясный, теплый, солнечный, даже несколько праздничный. Накануне в батальоне первый раз выдали деньги: каждый получил по двести двадцать франков. Сумма небольшая, скажем проще, мизерная, однако солдату можно было в час увольнения заглянуть в кафе и пропустить стаканчик кальвадоса или кружку сидра, который заменял тут пиво. Солдаты строили планы на воскресный вечер. Игорь намеревался пойти в кафе, где должен состояться матч профессиональных боксеров. После обеда Миклашевского вызвали в штаб.

— Тебе письмо!

Снова писала тетка Анна Алексеевна, а Зоненберг-Тобольский сделал лишь приписку и послал свою визитную карточку. Ее рассматривали все штабники. Гауптман Беккер взял визитку, отпечатанную на плотной глянцевой бумаге, и его маленькие глаза сухо поблескивали.

— У вас хорошие связи, господин Миклашевский, и, можно сказать, обеспеченное будущее!

На визитке с одной стороны по-русски, с другой по-немецки было напечатано: «Фон Зоненберг-Тобольский, народный артист русского театра, профессор». Миклашевский отметил про себя, что родственник не теряется, успел присвоить себе и благородное происхождение — «фон», и звание, которого не имел, — «народный», и ученое звание — «профессор».

— Вечером пойдем в кафе, там будет бой боксеров, — сказал Беккер, — приглашаю и тебя, Миклашевский

— Рад стараться, господин капитан!

Миклашевский еще два дня назад, когда увидал афишу с коротким словом «бокс», сразу же решил побывать на матче и установить знакомство с французскими спортсменами. На это знакомство он возлагал много надежд. Время шло. В Москве полковник Ильинков напутствовал: «Сейчас для тебя самое главное — это пройти все рогатки и акклиматизироваться. А наши люди тебя найдут и принесут задание». Он говорил еще: «Но и ты не теряй времени, сам дай знать о себе. Каким образом? Через печать. Ты же боксер! И как мне известно, а я кое-что смыслю в боксе, хороший мастер. Думаю, сможешь на равных работать с профессионалами. Так что при первой же возможности выходи на ринг. Выступай так, чтобы о тебе появилось хоть несколько строчек в местной газете. Можешь именоваться своим званием мастера спорта и титулом чемпиона Ленинграда. Понимаешь, это поможет быстрее найти тебя и установить связь».

Вместе с тем идти в кафе со своим начальником Миклашевский не хотел, ибо присутствие капитана связывало Игорю руки. Но и отказаться он не смел. И потому, чертыхаясь, Миклашевский в условленный час подкатил на мотоцикле к гостинице. У подъезда уже прохаживались высокий, слегка сутулый обер-лейтенант Клюг и полный грузный старшина батальона Лорен.

Вышел капитан.

— Пойдем пешком, — сказал Беккер. — Можешь машину оставить здесь.

Все места в кафе были заняты, однако для немецких офицеров установили отдельный столик буквально у самой сцены. Услужливый официант, сверкая ослепительной улыбкой, быстро накрыл стол. Появились коньяк, вино и пара бутылок содовой воды, закрытых белыми фарфоровыми пробками.

— Это хорошие боксеры, они еще до войны выступали на больших турнирах, — по-немецки говорил официант, ловко орудуя штопором, вынимая пробку. — Одного звать Алекс Бутен, он такой чернявый, с усиками… Он из Парижа… Прима!.. А другой Эмиль Лефор. Моряк из Гавра, чемпион флота… Бывшего французского флота, мосье. У него великолепный удар правой. Вы увидите, как он бьет!..

Миклашевский с нетерпением ждал, когда же начнется поединок. Он никогда не видал профессиональных боксеров, но много о них слышал и читал. Профессионалы ему казались какими-то исключительными людьми. Игорь хорошо знал, что такое боксерский бой, что такое провести поединок, какая это нелегкая работенка. В институте физкультуры на кафедре бокса проводили исследования, и оказалось — это Игорь хорошо запомнил, — что нагрузка одного раунда равна по затрате энергии работе землекопа в течение полного восьмичасового рабочего дня. Таким образом, выходило, что три раунда — это три рабочих дня землекопа, спрессованных в девять минут поединка. А профессионалы боксируют не три раунда, нормальный бой у них состоит из пятнадцати раундов. Пятнадцать! Ровно в пять раз больше, чем у боксеров-любителей… Вот и вся арифметика. Есть о чем подумать.

— Наш Миклашевский, кажется, тоже был боксером. Это верно иль треплется? — спросил старшина батальона, потягивая из высокого бокала вино.

— Если верить личному делу, так он в прошлом году чемпионом Ленинграда был, — ответил обер-лейтенант Клюг.

— Бумага все стерпит, что ни напиши.

— Не знаю, как насчет там чемпионского звания, но на вид он парень крепкий, тренированный. И смелый, в бою показал. Помните, как под Смоленском громили партизан? — капитан Беккер вступился за Миклашевского. — Только благодаря его мужеству, господа, я и сижу с вами за этим столом.