Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Порой крошечные тени наших самолетов скользили по вершинам, на которые никогда не ступала и вряд ли когда-нибудь ступит, до скончания веков, нога человека. Этот самый удивительный полет в моей жизни продолжался всего сорок минут, он напоминал течение всей жизни человека: перелетаешь хребет и надеешься, что за ним горы будут пониже, но перед тобой встает огромный вал нового горного хребта, еще выше прежнего. Так и в жизни: тянешь до двадцати, думаешь, что дальше полегчает, но возникают новые, еще более сложные проблемы, с тридцати до сорока надеешься определиться в этой жизни и слегка расслабиться, но тебя закручивает еще сильнее, к пятидесяти надеешься закрепиться, но надвигающаяся старость шлепает тебя по лбу своей костистой рукой. Был момент, когда жизнь летчиков наших двух эскадрилий снова висела на волоске. Пролетая между двух колоссальных вершин, гораздо ниже шпилей, в горной седловине, мы попали в мощнейшую аэродинамическую трубу гигантского сквозняка, который видимо тысячелетия, а то и миллионы лет продувает между горными гигантами. Наши хрупкие маломощные этажерки, оказавшиеся на стремнине бурной, воздушной реки, неудержимо понесло на горную вершину. Я посмотрел вправо и ужаснулся: как будто бы навел увеличительное стекло на одну из вершин, она явно и неудержимо приближалась ко мне, становились видны все более мелкие детали горного рельефа. Гигант был готов принять на свою могучую грудь два с лишним десятка фанерных летательных аппаратов со сжавшимися в кабинах кусочками человеческой плоти и дать им вечный покой. Хорошо, что мы не растерялись, сумели развернуть самолеты против ветра и дать полный газ. Моторы надсадно выли на полных оборотах, и не хотелось думать, что может случиться, если лопнет какая-нибудь трубочка или сорвется пустяковый болтик.

Мы уцелели и остались живы. А на вылете из царства горных хребтов, Гималаи, будто в насмешку, дали сильный пинок под зад нашим геройским эскадрильям — сильный, восходящий кверху турбулентный поток подхватил фанерных комашек и играючи, вознес примерно на 1000 метров выше расчетной высоты. Мы были совершенно беспомощны в этом своем возвышении и могли только радоваться, что поток устремлен вверх, а не вниз. Лишь оставив за спиной царство горных хребтов и снизившись до высоты 2000 метров, мы поняли, почему китайские летчики так не любят летать по этому маршруту и делают это крайне редко. Мы принялись приветствовать друг друга взмахами руки и раскачиванием крыльев самолетов, опьяненные радостью чувства миновавшей смертельной опасности.

Китай, подобно Нью-Йорку, который как уверяли наши пропагандисты долгие десятилетия город контрастов, также страна контрастов. Мы перелетели, наверное, самые безлюдные места в мире и приземлились, наверное, в самых густонаселенных окрестностях нашей планеты. На юге Китая, по соседству с Индокитаем, территория густо населена. Людей здесь кормит не только земля, но и теплое море. Думаю, что местная суша была в свое время дном океана. С самолета местность неподалеку от небольшого южнокитайского городка Гуйлина, чистого и красивого, очень похожа на шахматную доску. Только вместо фигур на ней разбросаны почти одинаковые горки, высотой в сто-сто пятьдесят метров напоминающие по форме белый гриб, на вершине которого буйно растет девственный лес, и цветут удивительно красивые цветы, смотреть на них сверху, наверное, доводится только летчикам. Думаю, что процессы эрозии превратили в эти горки обычные холмы, стороны которых стачивали вода и ветер, а вершины были прочно закреплены корнями растительности. Учитывая, что они разбросаны в правильном порядке, на совершенно ровной местности, тянущейся на сотни километров, впечатление бывает удивительное. Земля здесь свинцово-серого цвета, вся покрыта рисовыми чеками, а происхождение диковинных «фигур», старый китаец, с которым мы общались через переводчика, объяснял следующим образом: когда океан отступал из этих мест, то сначала на его поверхности оказались холмы, основания которых подтачивала, плещась, медленно уходившая вода. Наша жизнь лишь доля мгновения по сравнению с этими процессами.

Но от геологии перейдем к авиации. Впрочем, на юге Китая их трудно разорвать. Аэродром города Гуйлин, находящийся в пяти километрах западнее его и имевший взлетно-посадочную полосу в два километра длиной и двести метров шириной, расположился как раз между «грибами» или «шахматными фигурами» холмов, которыми усеяна равнина и, заходя на посадку, нам приходилось буквально вилять, облетая всю эту шахматную рать, лавируя между нею, что, конечно, было очень неудобно и опасно. Один китайский летчик утешал нас: в будущем китайцы разберут вручную несколько «шахматных фигур», каждая из которых состоит из миллионов тонн скалистого грунта, очень мешающих взлету и посадке. Но это дело китайское. Впрочем, китайский аэродром Гуйян между Джи-Дзяном и Чунцином, где мы совершили посадку на обратном пути, действительно устроен на месте огромной горы, которую китайцы снесли вручную. А в Гуйлине, рядом с аэродромом в глубине горы, расположена подземная сталактитовая пещера. Вооружившись ручными электрическими фонариками, работающими от круглых батареек, мы спустились в ее недра, предводительствуемые местным экскурсоводом. Первый зал пещеры, размером с большой авиационный ангар, использовался как склад для военного имущества, неуязвимый для японских бомб. Вырубленные в камне ступеньки уводили нас в глубину сырых и душных недр пещеры, где глубоко под землей мы натолкнулись на зал, пол которого был буквально усеян человеческими останками: черепами, позвонками, костями конечностей. В этом зале наше классовое чутье, казалось бы, обязывало нас броситься на представителей проклятого Гоминдана, но государственные интересы повелевали молчать и они взяли верх. Ведь эти погибшие люди были в прошлом целой дивизией Народно-Революционной Кантонской армии Джуде. Китайские красноармейцы попали в эту пещеру, вернее, судя по всему, их загнали сюда превосходящие силы противника в начале тридцатых годов, когда китайская Красная Армия и ядро компартии совершали знаменитый Великий поход с Юга на Север Китая. На южных равнинах гоминдановцы уже почти раздавили зародившееся там коммунистическое движение: армия и партийный актив уходили на север, в леса и горы, к границам Советского Союза и Монголии, которые были практически их тылом. На маршруте этого движения был и Гуйлин. Китайская красная армия уходила, теснимая со всех сторон, штыком прокладывая себе дорогу и неся очень тяжелые потери. Гоминдановские генералы замуровали вход в пещеру, в которой оказались китайские красноармейцы, и все они, более десяти тысяч человек, погибли от удушья и голода. В течение двух лет эту пещеру не только не открывали, но и боялись к ней подойти из-за ужасного зловония. Не стану живописать дальнейшие сталактитовые красоты, которые как-то не шли нам на душу после увиденной своеобразной братской могилы. Была здесь и бурная подземная река, прерываемая водопадами до пяти метров высоты, и сталактитовые колонны, украшенные удивительными творениями кристаллической «флоры». Сталактиты играли разными цветами и причудливыми архитектурными формами, а густо стоящие колонны очень напоминали нам дремучий сибирский лес, сверкавший и переливавшийся, будто усыпанный бриллиантами под лучами фонарика. В 1945 году в Чехословакии, мне приходилось бывать в сталактитовой пещере «Моцоха», которая славится по всей Европе, но по красоте она не идет ни в какое сравнение с чудесами, виденными мною в сталактитовой пещере возле китайского города Гуйлина. Из пещеры мы вылезли вспотевшие от духоты и с головной болью от нехватки кислорода.