Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Сначала царил полный хаос и стрелять приходилось наугад. Потом мое внимание сосредоточилось на секретаре нашего эскадрильного партийного бюро лейтенанте Иване Карповиче Розинке, который, выбрав себе цель, отважно атаковал ее в пикировании и, догнав самолет противника, открыл огонь из своих четырех пулеметов. Самолет японца охватило пламя, он рухнул на землю, превратившись в огненный шар. Но верхний эшелон японцев крутился недаром. Когда Розинка выводил свой самолет из пикирования, его атаковали сразу два японских истребителя верхнего эшелона, и первыми же очередями подожгли «Чижика». Попадание было настолько точным, а бензиновые баки настолько полными, что «Чижик» не долетел даже до земли. Огненный факел, в который он превратился, оборвал свой путь примерно на высоте полкилометра. Не знаю, был ли ранен Иван Карпович, или просто не успел выпрыгнуть из вспыхнувшей машины, но в эти мгновения он нашел в небе Китая свою огненную смерть. Розинку любили в эскадрилье. Это был спокойный, рассудительный, толковый пилот. У него осталась семья. Перед отъездом родился сын. Как в жизни: рвался прославиться Степа Супрун, а погиб Иван Розинка.

Я вздрогнул от жгучей обиды, видя гибель товарища, и устремился в сторону одного из японцев, сбивших его. По обычной манере японцев, поставив самолет свечой, он выходил из атаки, набирая высоту, как раз мимо пары, где я был ведущим. Ведомым был Саша Кондратюк, очевидно позабывший, наконец, во всей этой смертельной карусели о своих пропавших долларах. Я пошел на сближение с японцем, выходящим из атаки, и атаковал его из очень удобного положения — сбоку, когда он летел вертикально, обращенный ко мне макушкой головы под плексигласовым колпаком, которым были оснащены японские И-98. Я хорошо видел летчика и открыл огонь немного раньше. Японец влетел в огненную струю и вспыхнул, как факел. Сначала бензин плеснулся на левое крыло, видимо, пули попали в бензобак, и плоскость сразу охватило пламя, оканчивающееся шлейфом дыма. Японец в горячке еще метров двести выполнял «свечу», но потом перевернулся через крыло и, став в горизонтальный полет, потянул свой охваченный пламенем самолет на восток, в сторону своего аэродрома. В бою не до любопытства, впрочем, естественного, что же случилось с моим противником? Мое внимание переключилось на других японцев, а китайские наблюдатели с земли докладывали потом, что японский «фити»-самолет не дотянул до линии фронта — у него отломилась плоскость и летчик покинул самолет, спустившись на парашюте. Китайцы захватили японца и привезли его на аэродром.

Узнав об этом, мы уже вечером после боя, стали просить главнокомандующего ВВС Китая генерала Джао-Джоу, который прилетел вслед за нами на аэродром показать нам пленного пилота. Джао-Джоу сначала выкручивался, объясняя, что он сидит в каком-то сарае, а потом стал нам объяснять, что пилота, в общем-то, уже нет, а нам покажут его обмундирование. Принесли какую-то бедную одежонку и тапочки на толстом войлоке со шнурками. Как мы узнали позже, аэродромная китайская прислуга, по китайскому обыкновению взяла японца за руки и ноги и по команде: «Ай-цоли!», «Раз-два взяли», разорвала его на части.

Страшная штука война. Судя по его воздушным маневрам, японец был хороший пилот и смелый парень, которому не повезло, что могло случиться со всяким из нас. Но и китайских крестьян, одетых в солдатскую форму, которых японские пилоты убивали десятками тысяч, можно было понять. На войне не бывает абсолютно правых и абсолютно виноватых. Во всяком случае, эта история оставила у меня на душе тяжелый осадок. Да и меня самого могли бы поджечь сразу после атаки на японца. Хорошо Саша Кондратюк отогнал истребитель, который пристраивался ко мне в хвост.

Коля Кузьмин сбил еще одного противника, атаковав его из нижней полусферы, под живот, как раз когда японец пытался атаковать наш самолет в самом уязвимом положении. Недаром говорят: «не рой другому яму». Воздушный бой над аэродромом Лючжоу разгорался. Китайские летчики, потеряв один самолет, опустились на высоту до ста метров и крутились там вокруг аэродрома, наблюдая как мы ведем бой. Первая группа японцев из нижнего яруса, видимо, расстреляв патроны и израсходовав горючее, собралась в стороне от аэродрома и ушла на восток. Они действовали четко и дисциплинированно следуя командам, передаваемым по радио. Им на смену подошла новая десятка истребителей, которая взялась за нас со свежими силами, предварительно сбросив на поле аэродрома подвесные бензобаки. Японцы воевали грамотно, не числом, а умением. Их было, примерно, в три раза меньше, но благодаря правильному тактическому рисунку боя и фактическому неучастию китайцев в нем, нам приходилось довольно туго. Впрочем, и наши ребята распалились. Двойной атакой Кости Коккинаки и Саши Михайлова был подожжен еще один японский истребитель, а мы пока обходились без новых потерь. Бой длился уже около сорока минут, достаточно для того, чтобы летчик успел сорок раз вспотеть и высохнуть, когда стало ясно, что противник, потерявший четыре самолета, начинает выходить из него. Преследовать японцев мы не стали, и горючего оставалось маловато, да и особого желания не возникало, если говорить честно.

А где же был наш славный ас Степа Супрун, сидевший за ручкой управления довольно мощного пушечного истребителя И-16, последнего слова советского самолетостроения? Его в бою никто из летчиков, в нем участвовавших, как-то не заметил. А ведь мог бы задать, пронесясь грозным метеором, японцам такого перцу своими двумя пушками, калибра 23 миллиметра, как не раз грозился на земле. Оказалось, что Степе московская квартира, почетные звания и наименования, привольная холостяцкая жизнь, бутерброды с икрой были как-то дороже боевой славы. И потому случилось так, что к нашему взлету по команде «Тимбо» Степан и его ведомый, Яша Мороз, прекрасный человек и мой приятель, опоздали и взлетели только тогда, когда воздушный бой был уже в полном разгаре и японцам было не до пары стартующих истребителей. Пока «Ишачки» набирали высоту в отдалении от аэродрома, да разворачивались, высматривая противника, прошло примерно с полчаса. Очевидно, увидев, что японцы потихонечку сворачиваются, Степа решил показать свою большую удаль, но не зная тактики японцев, стал подходить к месту событий на большой высоте, где и наскочил на японские истребители прикрытия.

Пара японских истребителей, без всякого уважения к члену советского правительства, долго гоняла Степу, а Яша как утверждал он сам, пытался его защищать. Во всяком случае, факты были таковы: самолет «аса» получил тридцать одну пулевую пробоину в фюзеляже и плоскостях, а восемь пуль ударили в броневую спинку, прикрывающую летчика сзади, что означало — японский истребитель свободно заходил Степану в хвост и бил его, как хотел. Это, конечно, было удивительно для такой грозы садов и огородов, как Степа Супрун.