Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Погубили моего друга Сашку все-таки бабы. Сначала карьеру: Сашка увлекся хулиганством, «штурмуя» с бреющего полета киевскую хату сестер Шевченко, сотрясая ревом двигателя маленький домик по улице Госпитальной, раньше принадлежавший железной дороге. Другим объектом его штурмовок были колхозницы на полях.

Но последней каплей стали последствия Сашкиных ночных блужданий в украинском небе. Летя ночью маршрутом Пост-Волынский — Васильков — Бородянка — Пост-Волынский по петле, длительность полета двадцать пять минут, Сашка, видимо, как обычно размышляя о бабах, не вышел на конечный аэродром, где его ждали, освещая полосу прожекторами, и улетел за сто тридцать пять километров к северу от Киева, в район Чернигова. В ожидании Сашки на Жулянском аэродроме мы подняли целый тарарам, устремив в небо лучи прожекторов, всячески мигая ими — такую иллюминацию, летчик обязательно увидел бы километров за восемьдесят, звонили во все концы. Как потом выяснилось, Сашка, сообразив, что заблудился, очень испугался перспективы залететь на польскую территорию. Опыт знакомства с польскими дамами его не вдохновил, и бравый пилот решил без оглядки смываться подальше, на восток. Не опознав Чернигов, Сашка пролетел дальше и совершил посадку на поле, изрытом канавами возле села Городня, совершив при этом полный капот и вдребезги разломав самолет, сам лишь слегка поцарапавшись — деревянные легкие самолеты имели то преимущество, что оставляли пилотам немало шансов выходить сухими из воды в подобных случаях. Спасение Сашки, висящего в упавшем штурмовике на ремнях в кабине вниз головой, организовал местный лесник, за что и был сурово наказан. Ведь нет совершенного доброго дела, которое не было бы наказуемо. В хате лесника, где Сашка приходил в себя, имелась дочь. Финал понятен: Сашка решил на ней жениться. Конечно же девушка не могла отказать бравому пилоту, шлепнувшемуся среди ночи прямо с неба. Помолвку отметили. А через несколько дней Сашка вернулся на аэродром, всеми своими повадками очень напоминая кота, съевшего чье-то сало.

А вслед за ним приехала и невеста, симпатичная девушка. Сашке повезло. В моем присутствии Сашкина лесная невеста спросила о его местонахождении командира звена Николая Шаламова, с которым у Сашки была взаимная антипатия. Шаламов сразу обрисовал ей Сашкино семейное положение, даже показал, где сидит на лавочке его беременная жена Вера. Бедная девушка ничего не сказала и молча ушла.

Когда мы сообщили Сашке, что его разыскивает невеста, он принялся приседать, вертеть головой и размахивать руками, умоляя нас сохранить тайну. Вскоре у Веры родилась дочь Эльвира, а потом Лора. В 1939 году я потерял след Сашки. Отзвук его боевой деятельности донесся до меня на Волге в районе Красного Яра в декабре 1941 года, где я встретил эшелон с семьями эвакуированных жен офицеров-авиаторов из Молдавии. Ехали в красных телячьих вагонах-теплушках, отапливаемых буржуйками. Кто-то сообщил мне, что в истребительном полку летчик Чайка сбил немецкий бомбардировщик. Я расспросил подробнее и выяснил, что речь шла о Сашке, который атаковал воздушного противника с таким же пылом, как и очередную невесту.

И конец Сашки был связан с женским полом. Весной 1943-го года полк, в котором Сашка был штурманом (сделал карьеру), участвовал в крупнейших воздушных сражениях на кубанском плацдарме. Бои велись в небе недалеко от Ахтарей. В воздушном сражении участвовало почти две тысячи самолетов. Один из летчиков полка совершил вынужденную посадку недалеко от Тимашовской. Летчик был ранен, самолет МИГ-3 из серии неповоротливых деревянных воздушных «гробов» остался цел и невредим. Забрать его откомандировали Сашку, который в близлежащей станице сходу познакомился с молодой казачкой. Именно поэтому целых три дня Сашка никак не мог взлететь. Да и взлететь было не просто: нужно было поймать момент, когда утренний морозец скует уже раскисшую почву. Для этого нужно было проснуться пораньше и, подготовив самолет к взлету, на рассвете подняться по морозцу. Однако очередная молодая жена не позволяла Сашке соблюсти все необходимые условия. Наконец тянуть было уже некуда, и Чайка решил взлетать по успевшей раскиснуть взлетной полоске. Первые четыреста метров почва была относительно твердая, и, бодро ревя своим мощным мотором, МИГ-3, казалось, вот-вот оторвется от земли, но расстояния для разбега не хватило, и скоро машина увязла по самые ступицы в кубанском черноземе. Еще некоторое время двигатель тянул, и самолет оставлял в грязи глубокие борозды, а потом пошел на скоростной капот — перевернулся. Саше Чайке раздавило голову.

Был он из-под Кировограда, высокий, плотной комплекции украинец, хороший спортсмен-гимнаст, добрый, хороший парень, обуянный простительной, в общем-то, слабостью к женскому полу. Вечная ему память. Прах его лежит на кубанской земле, недалеко от моих родных Ахтарей. После освобождения Киева я заглянул к его жене. Вера, Люба и младшая сестра Надя во время оккупации очень активно контачили с немецкими офицерами, работая официантками в одном из ресторанов в центре города. Свою дружбу с немцами они объясняли выполнением особых заданий нашего командования. Они объясняли, что работали на нас. Что ж, может быть, и угробили какого-нибудь немецкого приюта, задумавшего взлетать после бурной ночи, темпераментные сестры. Все может быть. Вера очень интересовалась деньгами Сашки, которые якобы остались где-то в его полку. Не знаю, отыскала ли она что-нибудь. Словом, как говорят в авиации:

«Бабы, карты и вино — враги известные давно».

Мой друг Сашка споткнулся на первом.

Но вернемся в 1936 год. Вдоволь налетавшись на Р-5, пока авиаконструкторы не убедились, что, сколько ни зализывай формы этого деревянного самолета, в штурмовик его все равно не превратишь, нас вооружили «новой техникой» — самолетом 3-«С». Это означало скорострельный, скоростной, скороподъемный. Сначала мы обрадовались, что получаем грозную машину, которая наконец-то устрашит врага, но потом присмотрелись и с удивлением узнали в грозном 3-«С» слегка модернизированный Р-5. Самым существенным усовершенствованием были четыре пулемета ШКАС, попарно на крыльях. Пулеметы выпускали по тысячу триста патронов в минуту — страшно было давать длинные очереди, потому что возникали задержки. Нужно было выпускать за одну очередь пуль по двадцать, что при их мелком калибре, конечно же, не приносило особого вреда неприятелю. Да и целиться было очень неудобно, как говорили летчики: «стрелять из-за угла». Впрочем, если уж очень приноровиться к этой машине, то можно было добиваться приемлемых результатов. На полигоне под Броварами, где мне приходилось атаковать строй макетов, ситуация: «рота на походе кинулась в разбежку», удавалось поражать из пулеметов и бомбовыми осколками более двадцати мишеней из сотни. Результат был хороший, но конечно, на войне повторить его не удавалось — люди несколько подвижнее манекенов. В фюзеляже самолета, перед летчиком, была вмонтирована камера с кассетами — в каждой по десять мелких бомб. По второму варианту туда же подвешивали кассеты с химическими боеприпасами. Прицел ЛН-5 — летчик-наблюдатель, который стоял на правом борту самолета, не обеспечивал высокой точности бомбометания, определяя лишь основные параметры для его расчета: скорость самолета, высоту полета, правильный расчет по цели, предполагаемый угол падения бомбы. Из современной техники был разве что электрический бомбосбрасыватель. Скорость возросла аж на десять километров и достигла ста пятидесяти в час. Мотор М-17-Ф был чуть помощнее. Но, конечно, все это выглядело просто смешным, если учесть, что немецкие летчики в то время активно осваивали цельнометаллические самолеты из алюминия, вооруженные пушками «Эрликон». Скорость их машин уже выскакивала за пять сотен километров в час. Так что не нужно строить себе иллюзии, дело не только во внезапном нападении — мы отставали хронически.