Андрей Хуснутдинов - Господствующая высота

Мы караулили беглеца еще около часа и, несмотря на встававшую луну, все равно умудрились его проморгать. Арис подошел незаметно и так запросто, словно отлучался по пустяку. Под козырьком пахну́ло мыльной водой и порохом. От неожиданности Скиба выронил изо рта папиросу. Тяжело дыша и не говоря ни слова, Стикс свалил перед ним автомат с подсумком и ремнем, вложил что-то в руку, после чего не спеша спустился по лестнице в зиндан и там чуть слышно чихнул.

Некоторое время мы с писарем таращились друг на друга, будто только что видели призрака.

— Бакшиш … [37] Подарок. ( перс. ) — оторопело, как нечто неслыханное, произнес Скиба, выставил передо мной руку и посветил на нее фонариком.

На грязной дрожащей ладони искрились новенькие часы «ориент» с золочеными корпусом и браслетом. Праздничные и дорогие на вид, они почему-то вызвали в моей памяти зал ожидания в аэропорту. Я молча пожал плечами. Спрятав подношение и надев ремень, писарь осмотрел свой АКМ, понюхал затвор, подергал примкнутый штык-нож и зачем-то отсоединил магазин.

— Черт…

Я настороженно выпрямился.

— Что?

— …Черт… черт… черт… — От слова к слову недоумение в его голосе, как по ступенькам, скатывалось в хныканье. — Это же… верней, рожки́… это не мои… смотри… нагару, как после боя, и… патронов — под завязку… откуда?.. На, вот… — Скиба подал мне полный магазин, повернул его в моих пальцах так, чтобы передним обуженным ребром он лег вверх и направил на него фонарь.

Магазин был не рыжий, бакелитовый, а стальной, старый, каких у нас во взводе уже давно не видали, кроме того, фронтальная грань оказалась почти сплошь покрыта гравированной арабской вязью. Заурядный сам по себе, невидимый в окопном обиходе предмет, рожок этот произвел на меня впечатление вещи не от мира сего. Держа его дынной долькой и глядя на затейливые точеные знаки, мыслями я поневоле помещался в фокусе многих несообразностей, и оттого казалось, именно несообразностями, а не патронами, был снаряжен этот заурядный предмет: где можно было расстрелять и растерять свои рожки? что послужило причиной стрельбы, кто и в каком количестве — мишенями? как это вообще могло случиться, если из ущелья ночью еще не слышалось ни звука, и времени, пока отсутствовал Стикс, хватило бы разве на то, чтобы спуститься к серпантину и пройтись по нему с папироской? что с чертовой РЛС? куда смотрели часовые на постах?.. — и так далее. В голосе писаря между тем, даже в его сосредоточенном сопении, когда он светил на рожок, читалась только жгучая обида из-за того, что с ним обошлись так по-свински, и я подумал, что как раз для этого — не скрасить обиду, но сбить с толку — Стикс и поднес ему свой золоченый трофей.

— Ладно. — Я вернул часовому магазин, поднялся с земли, сделал пару приседаний, разминая затекшие ноги, и тоже полез в зиндан. — Утро вечера мудреннее.

— Ты… чего? — опешил Скиба.

Я замер на середине лестницы, по плечи в дыре, чувствуя, как от коленей к икрам снуют электрические мурашки.

— В смысле?

Писарь ничего не сказал, лишь нерешительно взмахнул рожком, но его жест изумления был красноречивей слов: после того, что случилось, он полагал немыслимым находиться вблизи Стикса…

Остаток ночи прошел без приключений.

Или лучше будет сказать так: остававшиеся до рассвета два часа с небольшим были последними спокойными часами нашего пребывания на высоте.

Утро как будто взорвалось. Сперва невдалеке от зиндана кто-то взялся с радостным криком палить из эсвэдэшки, [38] снайперская винтовка Драгунова, СВД. выщелкал вмиг магазин, и, начав второй, был начисто заглушен, затерт отозвавшимся ему круговым шквалом огня. Лупили напропалую из всех калибров — била танковая пушка, гремели «Подносы», колотили врассыпную АГС-ы, [39] автоматические станковые гранатометы. бурлила на коротких выдохах зэушка, [40] зенитная установка, ЗУ-23. стучали отбойными молотками «Утесы», неровным и сплошным шумом атмосферных помех рассыпался автоматный стрекот, и, так как низами весь этот содом достигал нас чуть раньше, чем из лаза в потолке, возникало странное и страшноватое ощущение того, что настоящая баталия происходит где-то в земной толще и огнестрельная стукотня на поверхности — лишь только эхо. Белый свет то и дело застили встрепанные рожи, одни из них орали про вывод, другие про победу, третьи драли глотки за здорово живешь, на ура, и все без исключения трясли решетку и пинали ее с такой силой, что Скибе, когда он стал затем отпирать люк, пришлось сначала разнять штык-ножом сцепившиеся над замочной дугой проушины. Гуськом, задерживаясь с чертыханиями в лазу, чтобы дать глазам немного пообвыкнуться на солнце, мы взобрались с Арисом под навес. Писарь пятился от нас с расставленными руками, в позе официанта, зовущего пожаловать к столу…

Кто-то накидал по периметру охранения сигнальных дымов, из долины катил легкий ветерок, и отсюда, из глубины заставы, клонившиеся в сторону ущелья разноцветные косматые столбы представлялись изнанкой гигантского, лежащего на боку монгольфьера. Сходство с воздушным шаром усиливал разведенный между жилыми блиндажами костер. Чадный, разивший керосином и горелой пластмассой, с большой непереваренной сердцевиной, он еще только набирал силу и отмахивался от летевшего в него отовсюду хлама — от подушек, сапог, шинельных скаток и черт знает чего еще — рыхлыми роями искр. В ходивших над ним маревах вихрились хлопья горящей бумаги и чуть поодаль, на взгорке, у поваленной и будто трепетавшей в агонии будки сторожевой вышки, всходило еще одно черное огнище. Пальба поутихла и разжижилась, но не сошла совсем. Автоматные, минометные и даже танковые выстрелы продолжали дырявить и разбрасывать воздух.

В тот момент, когда Арис повернулся к Скибе и хотел что-то спросить, перед нами как из-под земли вырос Фаер. Лицо его было буро, мокро и абсолютно безумно, гимнастерка разодрана до пупа, на груди маятником болтался акамээс. Оттеснив писаря и вынырнув из-под ружейного ремня, огнеметчик треснул затвором, утвердился на расставленных ногах и под протяжный крик: «Дем-б-е-е-ель!!!» — с вытянутых рук закатил поверх наших голов такую же длинную, во весь рожок, размашистую очередь. Напоследок, держа автомат, словно гитару, он совершил сосредоточенный и неописуемый танцевальный заворот, прохрипел, что через час прибудут «вертушки» («потом — п…ц!»), и всё под тот же дикий вопль, который оставлял по себе впечатление не то что голоса неразумного создания, а шума неодушевленной, летящей под откос вещи: «Дем-б-е-е-ель!!!» — был таков.

Стикс поправил обмякшую повязку на брови, кивнул Скибе, взял его за локоть и куда-то ушел с ним. Я было двинулся следом, но не сделал и двух шагов, отступил обратно в тень навеса и сел на землю. Меня бросало то в жар, то в холод, как человека, сознающего, что он потерял нечто важное, и вспоминающего, когда и при каких обстоятельствах случилась пропажа. Мое одушевление при мысли о том, что через час я окажусь далеко отсюда, было смазано самим звуком известия Фаера, контужено его огнестрельной клоунадой. Так, если только вылезши из ямы, я чувствовал задор, чтобы присоединиться к разгромным торжествам и даже возглавить их, то теперь смотрел по сторонам с участливой тревогой отщепенца — заставы как боевой единицы больше не существовало, и, вздумай духи сейчас пойти на приступ высоты, то, чего доброго, кинулись бы помогать нам.