Василе Преда - Поздняя осень (романы)

Он услышал шум, голоса позади себя. Колонна снова готовилась к маршу. Одна из лошадей из орудийных упряжек заржала, и этот звук чем-то напомнил звук трубы.

Вдали с уханьем разорвался крупнокалиберный снаряд. Никулае вернулся и стал на свое место в колонне. Им еще предстояло идти и идти. Только отныне команда «Вперед!» приобрела другое значение.

— Здесь восемьдесят первый, госп'сержант! Вы наблюдатель с батареи?.. Впереди стрелки первого батальона… Вы и их поддерживаете?

Говорил низкорослый солдат, который отрывал укрытие для наблюдательного пункта. Говорил он, не поднимая головы, не отрываясь от лопаты.

Снова опустилась темнота, темнота новой ночи. У бойцов минометного взвода первого батальона было много забот, они только недавно прибыли на позицию. Немного позади нетерпеливо била копытом о землю привязанная к хилому кусту лошадь лейтенанта, командира взвода.

— Ребята, внимательнее, — говорил офицер. — Следите за движением и огнем пехоты! Мы здесь единственная артиллерия на передовой. Единственная поддержка при случае…

Никулае хотел было заметить, что еще есть и они со своими орудиями, но не стал ничего говорить. Возможно, лейтенанту известно больше, чем ему.

Со стороны угадывавшейся на горизонте реки тянуло холодком. Облачность была высокой, и ничто не предвещало дождя. В обманчивой вечерней тишине слышались лишь глухие удары саперных лопат о, глинистую землю, сердитые ругательства да позвякивание металла о металл. Торбы с овсом были опорожнены, и позади повозок лошади щипали и выдергивали высохшие пучки травы вокруг кустарников.

— Счастливцы эти пехотинцы! — вздохнул один из солдат, устанавливающий ствол последнего миномета. — Они давно спят под шинелями, а мы…

— Да, сейчас спят, а завтра кто будет проливать кровь здесь, на поле, или тонуть при переправе через реку? — ответил ему сержант, проверявший правильность наводки. — Давай еще на десять градусов ниже, Иосиф, и на этом закончим…

Со стороны венгерского села, окутанного покровом ночи, вдруг донесся до них грохот мощного взрыва.

— Тяжелая бьет! — проговорил один из солдат, переставая копать, напуганный взрывом, эхо которого еще прокатывалось по оврагам.

— Какая тебе тяжелая! Где выстрел, где снаряд! — одернул его сержант. — Это динамит рванул, разве ты не заметил, что не было никакого свиста?..

— Кончай! — через некоторое время приказал старшина, оставшийся за командира после ухода лейтенанта. — Можете ложиться отдыхать!

С неба опускалась холодная влажная мгла. Сержант Никулае Саву по привычке снова посмотрел в бинокль в сторону двух часовых, силуэты которых виднелись на фоне восходящей луны. Зазвонил телефон. Старшина вскочил со дна укрытия, спросонок запутавшись в покрытом слоем грязи одеяле. Звук телефона был слабым и непривычным.

— Восемьдесят первого?.. Я восемьдесят первый!.. «Дуб»? — закричал он в микрофон.

Потом выругался и посмотрел на сержанта, который оторвался от бинокля и нагнулся к нему.

— Э, черт возьми! Забыли включить батальон! — сказал старшина, вводя штепсель коммутатора в гнездо КП батальона. Потом спросил сержанта: — Ничего не заметил?

— Ничего, госп'старшина. Ничего особенного.

— Ну, тогда хорошо! — заключил старшина, поворачиваясь на каблуках и снова ныряя в объятия сна, который все еще ожидал его в складках заскорузлого, грязного одеяла…

Мысли сержанта, перенеслись в свою роту, где наверняка тоже закончили подготовку позиции в глубине обороны на удалении около километра от переднего края. Он будто видел, как Думитру, накинув шинель, обходит орудия, спрашивает солдат: «Ну, готово, ребята?» «Готово, госп'младший лейтенант!» Вечером Думитру сказал ему: «Никулае, ступай поищи получше место для наблюдения вместе с минометчиками батальона, они ведь тоже, как и мы, артиллеристы. На месте разберешься. Завтра, возможно, у нас будет много работы…»

На рассвете поле накрыл густой и холодный, похожий на изморозь туман, развеянный вскоре солнцем, под лучами которого все вокруг засверкало тысячами алмазов. Никулае спустился с парапета в укрытие и, нагнувшись над старшиной, потряс его за плечо:

— Противник на горизонте! Кавалерия! Вышла из села и приближается к реке.

Старшина вскочил, как будто его обдали кипятком, скомкал одеяло, не досмотрев, как всегда, сна, и, протирая глаза, поднялся на парапет. Он быстро пришел в себя — уже привык к подобному неожиданному пробуждению, ведь на фронте редко бывает иначе. Все сваливается как снег на голову и обрывает сон.

— Эх, сволочи! Их примерно эскадрон. Смотри, Саву, у них и знамя впереди. Ну-ну! Они думают, что попали на парад!..

Он снова спустился в укрытие и потянул за ногу ефрейтора, который спал, обернув голову торбой от овса.

— А! — воскликнул ефрейтор, просыпаясь. Он приподнялся на локте, нащупывая другой рукой оружие.

— Вставай, Саломир! Прибыли фашисты! В ружье! Расчеты, по местам!..

— Ох! — вздыхал ефрейтор, вставая. — Не спится им! — Потом он пробрался в кукурузное поле и разбудил остальных солдат: — По местам! Начинается представление! Быстро! Быстро!

Старшина энергично крутил ручку полевого телефона, в проводах которого столько раз путался прошлой ночью, проклиная. А вот теперь они оказались полезными. Он доложил командиру, получил боевую задачу.

— Алло! Первая, алло! Появились фашисты! Перед нами, братцы, появилась их кавалерия, что, не видите?

— Видим! — коротко ответили из первой роты.

— Алло! «Победа»? «Победа»?.. Это восемьдесят первый!.. Фашисты перед нами!.. До эскадрона кавалерии.

— Минометы к бою! — услышал Никулае четкий голос командира батальона. — Связь с первой и второй!

Никулае мог видеть, как первая и вторая пехотные роты были подняты по тревоге. Фактически ничего особенного он не заметил. Только земля в той стороне будто задвигалась, заходила волнами. Он снова посмотрел в направлении противника, приближающегося плотным строем без какой-либо предосторожности к реке. Во главе на резвом белом жеребце ехал офицер, за ним знаменосец с развернутым знаменем. Левее держался обоз, состоящий из длинных, покрытых брезентом повозок. Обмундирование и сбруя лошадей, новенькие, поблескивали на солнце; это было видно издалека.

Солнце поднялось над землей. Никулае перевел взгляд и увидел командира первой роты, залегшего на откосе с приподнятой рукой. Потом его рука резко опустилась. В какую-то долю секунды Никулае увидел, как жеребец офицера пробует воду копытом. И вот началась атака: застрочили несколько пулеметов пехотинцев, колонна кавалеристов смешалась, распалась на группки. Белый жеребец упал на колени на прибрежный гравий, а всадник рухнул головой в воду. Знамя валялось, распластавшись на песке.