Сергей Кольцов - Тихая разведка

— О чем ты напряженно так думаешь, Евгений? — спросила Коврова Черемушкина, смотревшего неподвижно и задумчиво на догорающие костры.

— Успокойся, Наташа, — оторвался тот от цепких пут тревожных мыслей, ливнем обрушившихся на него. — Ни о чем серьезном. Вот так и мы взлетим в небо и будем среди своих. Я постоянно подвергаю тебя опасности. — И нерешительно, как-то стеснительно, добавил — Нам бы сына с тобой или дочь — наше произведение радостей и печалей.

Наташа молча прижала его голову к своей груди, а ладонью нежно прошлась по влажным от росы волосам.

Она не верила ни в какие предчувствия, но на этот раз сердце ее дрогнуло и замерло. Что это — минутная душевная слабость? Или же где-то глубоко-глубоко пробудился в душе известный женский инстинкт?

Разведгруппа стороной обошла домик лесника и, пройдя километра полтора от последнего бивуака на запад, остановилась у небольшой возвышенности, очень удобной для отдыха небольшого отряда. Место давало хороший обзор и не требовало сложной системы боевого охранения: невидимый с земли наблюдатель-кукушка мог своевременно подать сигнал тревоги.

С первыми солнечными лучами капитан Черемушкин поднялся… Лесная птичья рать уже пробовала свои голоса. Он подошел к Наташе, заботливо накинул сползшую с нее плащнакидку. Было прохладно и сыро. Свет настойчиво пробивался сквозь листву, пронизывал золотисто-оранжевыми дымчатыми лентами, зарываясь во вспухшую, волнообразную кисею тумана.

Над головой вдруг задрожали ветки рослого дуба. Упало несколько листьев. По стволу дерева ловко спустился старший сержант Касаткин, придерживая рукой бинокль.

— Доброе утро, товарищ капитан. Мне кажется, что сегодня нам придется попотеть…

— Не говори загадками. В чем дело, Михаил? — нахмурившись, спросил Черемушкин.

— Командир, я заметил два горящих костра на западе и юго-западе и один с южной стороны. Первые два — примерно, в тысяче метров. Можно предположить, у каждого из костров располагается, по крайней мере, по взводу немецких солдат. По всей видимости, готовят себе горячий завтрак. Самое большее — через час-полтора — гренадеры могут подойти сюда. А вдруг какой-нибудь ретивый командир откажется от традиционного кофе и выведет отряд раньше других? А, может, быть, их зажгли для отвода глаз?.. Пора, мне кажется, бить тревогу и смазывать пятки салом.

— Согласен. Только пятки смазывать салом не станем. Подъем немедленно. А завтрак… Завтрак — по горбушке хлеба с колбасой из «НЗ». Проверь сам, чтобы на стоянке после нас ничего не осталось, хотя эту заповедь знает наизусть каждый. И все-таки… Даю двадцать минут. Пойду разбужу свою.

— Понял, товарищ капитан.

«Итак, в моем распоряжении час, — размышлял Черемушкин, — отходить, пожалуй, нужно к северу. Осторожненько. И что это даст? На месте немецкой контрразведки я бы отряды поиска направил навстречу друг другу. И не только фронтально, но и глубоко загибая фланги. И так участок за участком цедил бы, как сетями. А почему ты думаешь, что в твоем мозгу извилин больше, чем у немецкого военачальника? Какая чепуха! У них найдутся головы не дурнее твоей, бери выше… Они могут пустить в ход легкомоторную авиацию».

— А вот, легок на помин, — произнес он вслух.

И действительно, чуть в стороне, на бреющем, проплыл кургузый самолетик, удивительно похожий на ПО-2.

— Постой, да это же он самый и есть, наш кукурузник. Воздух! — негромко произнес Черемушкин, но его услышали все. — Ну, что ж, коли так, постараемся вести игру не хуже.

— Подъем! — Так умел, наверное, только он, тихо, словно пропел, Касаткин.

И опять… Вдруг все замерли, не сходя с места, остановленные сигналом Касаткина: внимание, опасность! То ли на лесной дороге, то ли на просеке, отсутствующей на карте у Черемушкина, они услышали немецкую речь, стук тележных колес, фырканье лошадей. Черемушкин взмахнул рукой ладонью вниз, по-пластунски стал выдвигаться вперед. С ним поравнялся Ласточкин и прошептал на ходу:

— Задержитесь, товарищ капитан. Я мигом — и доложу вам. Нет! Нет! Не собираюсь закрывать вас… — увидев протестующий жест командира, твердо сказал он.

— Что там, впереди? — опасаясь произвести шум, протискиваясь сквозь кустарниковые заросли, спросил Черемушкин.

— Группа немцев, человек под пятьдесят. Бредут за подводами. В них весь их скраб. При оружии. Одеты точно, как и мы: в лапастые костюмы десантников. — Так же, шепотом, отозвался Касаткин. — В метрах пяти от нас — лесная дорога. Беспечно шагают юноши…

— Положение — хуже архиерейского. Позади — бандиты, впереди — широкая река. Переправочных средств нет. Жива — одна надежда. Что скажешь, старший сержант?

Сзади и слева послышались отдельные винтовочные выстрелы. Прокартавила автоматная строчка. И — тихо.

— Немцы удалились по дороге на восток. Видимо, гребут на новые квартиры, — доложил командиру Касаткин.

И сейчас же, вслед за его словами послышался дробный лошадиный топот.

— Вперед, гнедые, вперед! На запад, поближе к Дойчланду!

Касаткин вышел к самому полотну дороги и тут же рывком бросился назад. Диким аллюром «в три креста» мчался на пароконной подводе сумасшедший немец.

— Один? — спросил Черемушкин.

— Одинешенек, как перст…

— Пошли, — кивнул Черемушкин. — Давид! Ты — за Ковровой… Понял?

Капитан и старший сержант вышли на дорогу, и оба одновременно подняли руки вверх, требуя немедленной остановки.

— Стой! Иначе перестреляю лошадей и тебя, идиот, вместе с ними! — властно произнося слова, приказал Черемушкин немецкому оберефрейтору.

Розовая пушистая пена запузырилась на трензелях, падая хлопьями на дорогу.

— Вот и ладно, и хорошо, что ты такой понятливый, — высказался Черемушкин. — Куда гнал и что везешь? Что стоишь, как пень, роттенфюрер? — И кивнул Касаткину, чтобы действовал аккуратно и в темпе.

Все произошло в мгновение ока: крепкий, долговязый, с недюжинной силой, роттенфюрер СС был связан и спеленут, как малое дитя. Пленного с кляпом во рту уложили в повозку, сложили в конце весь груз, оставив при себе оружие, запасные диски и гранаты. Коврову с рацией укрыли брезентом. Кучер, им стал Касаткин, степенно тронул успокоившихся лошадей. За повозкой, ничем внешне не отличаясь от немецких военнослужащих, положив руки на висевшие автоматы на шее, спокойно шагали шестеро русских разведчиков. А в полукилометре от двигающейся повозки, на месте, где она была остановлена, из лесу, по одному и мелкими группами, выходили на дорогу немецкие солдаты.

Едва пароконная повозка вписалась в крутой поворот, как ей навстречу чуть снизив скорость и не останавливаясь, обдав пылью и гарью отработанного бензина, пронеслись шесть грузовиков без тентов и бронетранспортер. В машинах аккуратными рядами, будто едущими на парад, сидели в глубоко надвинутых на голову касках и с оружием между ног немецкие гренадеры.