Николай Далекий - Ядовитое жало

Как только почтарь закрыл за собой дверь, Серовол снова развернул записку. БудоВлянс… Нелепое, непонятное слово как бы растянулось и превратилось в лаконичное сообщение, наполненное тревожным смыслом. Подпись, дата. Итак, не подлежит сомнению, что тайный враг клюнул на его приманку. Половина плана успешно реализована.

Только бы не допустить какой‑либо ошибки в этой игре, только бы не вызвать подозрения у партнера.

Капитану не терпелось поскорей сообщить командиру отряда новость, но вместо того, чтобы немедленно отправиться в штаб, он зашел в хозяйскую половину и затеял с бабкой Зосей разговор о том, какие целебные травы помогают от бессонницы. Ему нужно было выждать хотя бы пятнадцать–двадцать минут после ухода почтаря. Что касается бессонницы, то он действительно последнее время начал страдать ею, а подслеповатая бабка знала толк в травах и считалась самой знаменитой знахаркой в округе. Старуха посоветовала мыть голову теплым настоем материнки ― кустистого цветка с розоватыми лепестками, росшего на песчаных опушках лиственных лесов. По словам бабки, это было верное средство от скорбных мыслей, головных болей и нервного переутомления. Скорбные мысли… Угадала болезнь старуха. Именно такие мысли не давали спать начальнику разведки после нападения гитлеровцев на аэродром.

Серовол все записал в блокноте, поблагодарил бабку за консультацию и вышел на улицу, казалось бы, в самом безмятежном настроении. Если бы даже кто‑либо следил за каждым шагом начальника разведки, этот тайный наблюдатель не мог бы заключить, что капитан Серовол чем‑то сильно взволнован и его волнение как‑либо связано с недавним появлением почтаря. Начальник разведки шел к штабу не спеша, поглядывая на темнеющее небо с зеленоватым краем на западе, в котором как уголек розово тлела одинокая тучка.

Командир отряда, комиссар, начальник штаба были в сборе. Они сидели за столом, покрытым холщевой скатертью, пили подслащенное медом кислое молоко и, судя по хмурым лицам, на которые падал свет двух каганцов, вели неприятный разговор. Начальник штаба Высоцкий, худой, желчный человек с лысым черепом, недружелюбно взглянул на вошедшего разведчика и продолжал негромко, раздраженным тоном:

— В отряде, несомненно, имеется вражеский агент. Несомненно!

— Это предположение никто не оспаривает, — иронически заметил комиссар, чертивший пальцем какие‑то фигуры на скатерти.

— Одной констатации факта недостаточно, — облизал тонкие серые губы начштаба. — Нужны радикальные меры.

— Иван Яковлевич, ты, брат, ломишься в открытую дверь, — сердитым баском вмешался Бородач, командир отряда. — Что ты предлагаешь конкретно? Если ты знаешь, каким манером можно определить, кого нам подбросил Гильдебрандт, — не тяни, выкладывай. Серовол, тот, например, предложил свой оригинальный план, мы егоодобрили, приняли…

Последние слова были сказаны, казалось бы, самым благожелательным тоном, но Серовол небыл столь наивным, чтобы принять ихза чистую монету.

Комиссар засмеялся, не подымая головы, лукаво покосился на молчавшего разведчика.

— Дело не в этом, — поморщился начальник штаба, также понявший, в чей огород был брошен камушек. — Допустим, остроумнейшее предложение нашего начальника разведки достигнет цели, мы поймаем шпиона, расстреляем его. Но где гарантия, что шпион один, что ему на смену не придет другой? Нужно определить причины, порождающие возможность проникновения в отряд вражеских агентов, определить и устранить их.Причины! Это единственный радикальный способ. Единственный.

— Бдительность, — как бы отвечая на свои мысли, ска зал комиссар.― Нужно повысить бдительность.

— Я не против бдительности, — почти плачущим голосом возразил начальник штаба. — Поймите! Я обеими руками голосую за самую высокую бдительность. Это наша альфа и омега, истина, не требующая доказательств. Но у каждой медали есть своя обратная сторона. Чрезвычайная, чрезмерная бдительность неизбежно вызовет у парти заннеуверенность, болезненное недоверие друг к другу, панику, если хотите.

— Гильдебрандту только это и нужно… — тихо, будто про себя, сказал молчавший до этого времени Серовол.

— Вот именно! обрадованно блеснул глазами Высоцкий, не ожидавший такой Поддержки со стороны молодого, задиристого и упрямого начальника разведки. ― Вот именно! Нашему приятелю гауптштурмфюреру только этого и надобно.

— Хорошо! — рассердился командир отряда, которого всегда раздражало изысканное многословие бывшего преподавателя экономики. — Короче, что ты предлагаешь?

— Минуточку! Сперва немного статистики. Всего несколько цифр. С тех пор, как отряд обосновался в этих лесах, мы потеряли убитыми…

Начальник штаба быстро нацепил на нос очки, собираясь заглянуть в блокнот, но помрачневший при упоминании о потерях командир отряда подсказал ему:

— Спрячь свой поминальник. Тридцать два человека мы потеряли за два месяца. Убитыми.

— Большинство из них погибло совсем недавно в ночном бою у аэродрома, — огорченно произнес комиссар.

— Ну, этот бой на совести… — командир отряда не договорил, залпом выпил свою простоквашу и стукнул пустой кружкой о стол.

Наступило неловкое молчание. Серовол стоял стиснув зубы. У него в затылке снова появилась знакомая боль,пока еще легкая, терпимая, но он знал, стоит что‑либо принять к сердцу―боль станет мучительной. Командир отряда был прав: в каждой их неудаче в первую очередь повинен он, начальник разведки ― глаза и уши отряда.

— Прошу меня выслушать, — торопливо, словно стараясь замять бестактность командира, воскликнул начштаба. —Мы потеряли тридцать два человека, тем не менее численность отряда возросла почти вдвое, точнее, в ряды отряда влилось сто двадцать семь человек. Пестрота… Кого только нет! Кроме русских, украинцев, белорусов — поляки, чехи, два немца, француз и даже один цыган.

— А чем тебе цыган плох? — недовольно спросил командир отряда, принявший личное участие в судьбе этого бойца. — Спроси ротного — не нахвалится, отличный, сообразительный боец. Или те же немцы. Успеху двух удачных операций мы обязаны им.

— Вы предлагаете закрыть двери в отряд перед теми, кто ненавидит гитлеровцев и желает сражаться с ними? сердито спросил комиссар.

— Откуда нам известно его желание? — тотчас же возразил Высоцкий. — Приходит какой‑то Янек или Юзик. Он, видите ли, желает стать советским партизаном. Немцы брата убили, отца, мать или ещё кого там. А то вдруг является бежавший из лагеря военнопленный… Проверь того и другого! Ни документов, ни свидетелей. Да что документы! Если нужно, начальник гестапо может снабдить своего агента любыми документами. Вот и ищи в стоге сена иголку.